Мегрэ и порядочные люди - страница 38

В половине шестого, отдав необходимые распоряжения, он вышел в пивную «У дофины». По-прежнему шел дождь. Было сумрачно. Он выпил не одну, а две кружки, одну за другой, словно предполагал, что теперь ему долго не представится такой случай.

Когда он вернулся в кабинет, ему оставалось лишь ждать. Наконец в дверь постучали, и первым зашел взволнованный, оживленный Торранс, преисполненный важностью предстоящего, как и всякий раз, когда ему поручали особо деликатное дело. Он осторожно запер за собой дверь и с видом победителя провозгласил:

— Они здесь!

— В приемной?

— Да. Кроме них, там никого нет. Кажется, они удивлены, что вы заставляете их ждать, особенно мать. По-моему, ее это задевает.

— Как все происходило?

— Когда я пришел туда, мне открыла служанка. Я представился, а она вздохнула: «Еще один!» Дверь в гостиную была закрыта. Мне пришлось довольно долго ждать в прихожей, я слышал, как они перешептывались, но слов разобрать не мог. Наконец, не меньше чем через полчаса, дверь открылась, и я увидел, что оттуда вышел священник. Мать проводила его до дверей квартиры. Она смотрела на меня так, словно не могла вспомнить, кто я такой, потом пригласила войти. Дочь сидела в гостиной, у нее были красные глаза, как будто она плакала.

— Что сказала мадам Жослен, увидев повестку?

— Она дважды ее перечитала. У нее слегка дрожали руки. Потом передала ее дочери. Та тоже прочла и взглянула на мать с таким видом, словно хотела сказать: «Я в этом не сомневалась. Я тебя предупреждала». Все это происходило как в кино при замедленной съемке, и мне было как-то не по себе. «Нам необходимо ехать туда?» — спросила дочь. Я ответил утвердительно. «С вами?» — продолжала она. «Вообще-то я оставил внизу машину, но если вы предпочитаете взять такси...» Они вполголоса посовещались, казалось, приняли какое-то решение и попросили меня несколько минут подождать. Я опять довольно долго ждал в гостиной, пока они собирались. Они позвали служанку, которая была в столовой, и та пошла к ним в комнату. Когда они вышли, обе были уже в пальто и шляпах и натягивали перчатки. Служанка спросила, ждать ли их к ужину, а мадам Жослен ответила, почти не разжимая губ, что не знает. Они сели сзади и, пока мы ехали, не проронили ни слова. В зеркало мне была видна дочь, и мне показалось, что она волнуется больше, чем мать. Что мне теперь делать?

— Пока ничего. Подождите меня в вашем кабинете.

Затем вошел Эмиль — официант из кафе. В костюме и плаще он выглядел гораздо старше.

— Я попрошу вас подождать вон там.

— Не очень долго, шеф? В субботу вечером всегда много работы, и приятели будут злиться, если им придется вкалывать за меня.

— Я вас вызову буквально на несколько минут.

— Мне не придется выступать свидетелем на суде? Это точно?

— Точно.

Час назад Мегрэ позвонил доктору Фабру. Тот молча выслушал и сказал:

— Я постараюсь быть у вас. Все будет зависеть от больных...

Он приехал в пять минут седьмого и, проходя, увидел обеих женщин через застекленную перегородку приемной. Мегрэ тоже пошел взглянуть на эту комнату с зелеными креслами, три стены которой были увешаны фотографиями полицейских, погибших на боевом посту. Электрический свет горел здесь круглые сутки. Обстановка была унылой, безрадостной. Он вспомнил, как здесь долгими часами оставляли томиться некоторых подозреваемых, словно забывая, что они ждут, для того чтобы окончательно сломить их сопротивление.

Мадам Жослен сидела на своем стуле неподвижно, очень прямо, а дочь то вставала, то снова садилась.

— Входите, месье Фабр...

Получив приглашение явиться сюда, врач, видимо, приготовился к тому, что дело приняло новый оборот, и выглядел встревоженным.

— Я пришел так быстро, как только смог, — сказал он.

Он был без шляпы, без плаща, чемоданчик, вероятно, оставил в машине.

— Садитесь... Я недолго вас задержу...

Мегрэ уселся за стол напротив, медленно раскурил трубку и произнес с мягкой укоризной:

— Почему же вы не сказали, что у вашей жены есть дядя?

Должно быть, Фабр ждал этого вопроса, но уши у него все равно вспыхнули, как, вероятно, случалось всякий раз, когда он волновался.