— Благодарю вас. Вы свободны.
Эмиль бросил на мадам Жослен взгляд, словно просил прощения за содеянное.
— Я вам больше не нужен?
— Думаю, что нет.
Они остались в кабинете вдвоем, и Мегрэ указал ей на кресло, стоявшее напротив его письменного стола.
— Вы знаете, где сейчас ваш брат? — спросил он тихо.
Она посмотрела прямо на него темными, блестящими глазами, как и прежде, у себя дома, но на сей раз в ней не чувствовалось такого нервного напряжения. Казалось, она даже испытывала некоторое облегчение. Особенно это стало заметно, когда она решилась сесть в кресло. Словно она наконец отказалась от роли, которую играла против своего желания.
— Что вам сказал мой зять? — спросила она, отвечая вопросом на вопрос.
— Почти ничего... Он только подтвердил, что у вас есть брат, впрочем, я это и без него уже знал...
— От кого?
— От очень почтенной дамы лет девяноста, которая до сих пор живет на улице Даро, в том доме, где вы раньше жили с отцом и братом...
— Это должно было случиться, — еле слышно произнесла она.
Он повторил свой вопрос:
— Вы знаете, где он сейчас?
Она покачала головой:
— Нет. И клянусь вам, что говорю правду. До прошлой недели я вообще была уверена, что он где-то далеко от Парижа.
— Он никогда не писал вам?
— С тех пор как перестал у нас бывать, ни разу.
— Вы сразу же поняли, что это он убил вашего мужа?
— Я и сейчас в этом не уверена... Не могу поверить... Я знаю, все улики против него...
— Почему вы молчали, принудили к этому дочь и стремились во что бы то ни стало спасти его?
— Прежде всего потому, что это мой брат, потому, что он несчастный человек... Ну а потом, я в какой-то мере чувствую себя виноватой...
Она достала из сумки носовой платок, но не для того, чтоб вытереть глаза, — они по-прежнему были сухими и горели, словно от внутренней лихорадки. Продолжая говорить и слушая вопросы комиссара, она машинально скручивала его в комок своими тонкими пальцами.
— Теперь я готова все вам рассказать...
— Как зовут вашего брата?
— Филипп... Филипп де Лансье... Он на восемь лет младше меня...
— Если не ошибаюсь, он подростком провел какое-то время в санатории в горах?
— Нет, не подростком... Ему было всего пять лет, когда у него обнаружили туберкулез. Врачи отправили его в Верхнюю Савойю, он жил там до двенадцати лет.
— Мать уже умерла?
— Она умерла через несколько дней после его рождения... Это многое объясняет... Вероятно, то, что я сейчас вам расскажу, завтра появится во всех газетах?
— Обещаю вам, что нет. Что объясняет смерть вашей матери?
— Отношение отца к Филиппу и вообще его отношение к жизни все оставшееся время... После смерти матери отец стал другим человеком, и я уверена в том, что пусть невольно, но он всегда считал Филиппа виновником ее смерти... К тому же он стал пить... Он вскоре подал в отставку, хотя у него не было никаких сбережений, и мы были очень стеснены в средствах...
— Пока ваш брат находился в горах, вы вместе с отцом жили на улице Даро?
— С нами до последних дней жила старая служанка, она уже умерла...
— А когда вернулся Филипп?
— Отец поместил его в закрытое религиозное учебное заведение в Монмаранси, и он приезжал к нам только на каникулы... В четырнадцать лет он сбежал оттуда, и через два дня его задержали в Гавре, куда он добрался автостопом. Он говорил всем, что торопится в Гавр, потому что его мать при смерти... У него вошло в привычку рассказывать всякие небылицы... Он придумывал какие-то несусветные истории, ему верили, и в конце концов он сам начинал в них верить... Поскольку его не согласились принять обратно в Монмаранси, отец отдал его в другой коллеж, неподалеку от Версаля. Филипп учился там, когда я познакомилась с Рене Жосленом. Мне было двадцать два года...
Теперь носовой платок походил на веревку, и она дергала его за концы, а у Мегрэ погасла трубка, но он этого даже не заметил.
— Тогда-то я и совершила ошибку, за которую не перестаю себя корить. Я думала только о себе...
— Вы колебались, выходить ли вам замуж?
Она смотрела на него, не зная, что сказать.
— Я впервые произношу вслух то, о чем до сих пор только думала... Жизнь с отцом становилась все тягостнее, он уже был болен, хотя мы этого еще не знали... Я, правда, понимала, что долго он не проживет и что очень скоро я стану необходима Филиппу. Видите ли, я не должна была выходить замуж... Я говорила об этом Рене.
