Леди Бритомарт. Адольф!
Ломэкс. Ну, знаете ли!!!
Казенс. Когда я узнал ужасную правду...
Леди Бритомарт. Что вы подразумеваете под ужасной правдой, скажите, пожалуйста?
Казенс. Что она сверхъестественно богата, что ее дедушка - граф, что ее отец — Князь тьмы...
Андершафт. Ш-ш!
Казенс. ...и что я только авантюрист, который ловит богатую невесту, я унизился до того, что скрыл свое происхождение.
Барбара(вставая). Долли!
Леди Бритомарт. Ваше происхождение! Ну, Адольф, не смейте выдумывать истории ради этих несчастных пушек. Не забудьте, я видела фотографии ваших родителей, а генеральный агент юго-западной Австралии знает их лично и уверял меня, что это почтенная супружеская чета.
Казенс. То в Австралии, а здесь они отщепенцы. Их брак законен в Австралии, но не в Англии. Моя мать — сестра покойной жены моего отца, и, следовательно, на этом острове я считаюсь подкидышем.
Всеобщее изумление.
Бapбapа. Как глупо! (Забралась поближе к пушке и слушает, стоя между пушкой и парапетом.)
Казенс. Годится вам такая отговорка, Макиавелли?
Андершафт(задумчиво). Бидди, а ведь это может быть выходом из положения.
Леди Бритомарт. Пустяки! Не будет же он хорошо делать пушки оттого, что оказался собственным двоюродным братом, вместо того чтобы быть самим собой. (Садится на меховой коврик с размаху, что выражает ее откровенное презрение к казуистике.)
Андершафт(Казенсу). Вы человек образованный. Это против традиции.
Казенс. Один раз из десяти тысяч случается, что школьник от природы владеет тем, чему его хотят научить. Греческий язык не искалечил моей души, он ее воспитал. Кроме того, я учился не в английской школе.
Андершафт. Гм! Мне, конечно, не пристало быть разборчивым: спрос на подкидышей превышает предложение. Не будем вдаваться в подробности. Годитесь, Еврипид, годитесь.
Барбара. Долли, вчера вечером, когда Стивен рассказывал нам насчет традиции Андершафтов, вы что-то замолчали и после того держались очень странно и были взволнованы. Вы думали о вашем происхождении?
Казенс. Когда перст судьбы касается человека во время завтрака, ему поневоле приходится задуматься.
Андершафт. Ага! Так вы уже присматривались к делу, мой друг?
Казенс. Берегитесь! Между мной и вашими проклятыми воздушными кораблями лежит пропасть морального отвращения.
Андершафт. Сейчас не в этом суть. Уладим практическую сторону вопроса, а окончательное решение пускай остается за вами. Вы знаете, что вам придется переменить имя. Надеюсь, вы не возражаете?
Казенс. Неужели человек, которого зовут Адольф — ласкательно Долли! — может возражать против какого-нибудь другого имени!
Андерщафт. Отлично! А теперь о деньгах. Я с самого начала проявляю к вам щедрость. Вы начнете с тысячи в год.
Казенс(вдруг оживляется, и очки его поблескивают лукавством). С тысячи! Вы осмеливаетерь предлагать какую-то несчастную тысячу зятю миллионера! Нет, Макиавелли, клянусь богом, вы меня не надуете. Вам без меня не обойтись, а я без вас обойдусь. Мне нужно две с половиной тысячи в год в течение первых двух лет. Через два года, если я окажусь непригодным, я уйду. Но если я оправдаю ваши надежды и останусь, вы дадите мне остальные пять тысяч.
Андершафт. Какие это остальные пять тысяч?
Казенс. За два года, чтоб выходило по пяти тысяч в год. Две с половиной тысячи — это половинное жалованье, на случай, если от меня не будет прока. На третий год я должен получить десять процентов прибыли.
Андершафт(озадаченный). Десять процентов! Да знаете ли вы, милейший, какова у меня прибыль?
Казенс. Огромная, надеюсь. Иначе я потребовал бы все двадцать пять.
Андершафт. Однако, мистер Казенс, ведь это не шутка, а серьезное дело. Вы же не вкладываете капитала в наше предприятие.
Казенс. Как не вкладываю! А мое знание греческого языка, разве это не капитал? Мне доступны тончайшие изгибы мысли, высочайшие вершины поэзии, завоеванные человечеством, и это, по-вашему, не капитал? Мой характер, мой ум, моя жизнь, моя карьера — то, что Барбара называет моей душой, — разве это не капитал? Попробуйте только пикнуть, и я удвою себе жалованье!
