Андершафт. Не обязательно. Вспомните правила оружейника. Я приму заказ от честного человека с такой же охотой, как и от негодяя. Если ваши честные люди предпочитают проповедовать и прятаться в кусты, вместо того чтобы покупать мое оружие и драться с негодяями, меня винить не за что. Я фабрикую пушки, но не храбрость и стойкость убеждений. Ах, Еврипид, как вы мне надоели, торгуясь из-за морали! Спросите Барбару, она понимает. (Неожиданно берет Барбару за руки властно смотрит ей в глаза.) Скажи ему, дорогая, что такое настоящая власть.
Барбара(словно под гипнозом). Пока я не вступила в Армию спасения, я не знала над собой власти, кроме своей собственной, и потому не знала, куда себя девать. Koгдa я вступила в Армию, у меня не хватало времени, чтобы сделать все, что нужно.
Андершафт(одобрительно). Совершенно верно. А почему это, как ты думаешь?
Барбара. Вчера я ответила бы: потому, что я была во власти бога. (Овладев собой, она вырывает свои руки из рук Андершафта с силой, которая не уступает его собственной.) Но вы пришли и доказали мне, что я была во власти Боджера и Андершафта. А сегодня я чувствую... О, как высказать это словами? Сара, ты помнишь землетрясение в Каннах, когда мы были детьми? Каким ничтожным казалось смятение после первого толчка сравнительно с ужасом ожидания второго! Вот это я и чувствую сегодня. Я стояла на скале, которую считала незыблемой, и вдруг без всякого предупреждения она закачалась и рухнула подо мной. Всемогущий разум охранял меня, я шла к спасению вместе с Армией, и в одно мгновение, одним росчерком вашего пера в чековой книжке вы отняли у меня все, я осталась одна — и небеса опустели. Это был первый толчок землетрясения, теперь я жду второго.
Андершафт. Ну, ну, Барбара! Эта твоя трагедия выеденного яйца не стоит. Что мы здесь делаем, когда, потратив годы работы, массу умственной энергии и тысячи фунтов звонкой монеты на новое орудие или воздушный корабль, мы в конце концов видим, что наши расчеты оказались на какой-нибудь волосок неверны? Ломаем все. Ломаем, не тратя больше ни времени, ни денег. Ты создала для себя нечто такое, что называешь моралью, религией или еще как-нибудь. Оказалось, что она не соответствует действительности. Что ж, сломай ее и добудь себе новую. В этом сейчас и заключается заблуждение всего мира. Он ломает устарелые паровозы и динамо, но не хочет трогать старых предрассудков, старой морали, старой религии и старых политических установлений. Каковы результаты? В области техники все обстоит благополучно, но в области морали, религии и политики мы с каждым годом все ближе к банкротству. Не упорствуй в этом заблуждении. Если твоя старая религия вчера потерпела крах, создай сегодня новую, лучшую.
Барбара. С какой радостью я раскрыла бы свое сердце перед лучшей религией! Но ты предлагаешь мне худшую. (Повернувшись к нему, с неожиданной силой.) Оправдайся : покажи мне хоть проблеск света во тьме этого страшного места, в красивых, опрятных мастерских, в образцовых домах, где живут степенные рабочие.
Андершафт. Опрятность и степенность не нуждаются в оправдании, Барбара: они говорят сами за себя. Я не вижу здесь ни тьмы, ни ужаса. В твоем убежище я видел нищету, холод и голод. Ты давала им хлеб с патокой и мечту о небесах. Я даю им от тридцати шиллингов в неделю до двенадцати тысяч в год. Мечту они найдут себе сами; мое дело следить за канализацией.
Барбара. А их души?
Андершафт. Я спасаю их души так же, как спас твою.
Барбара(возмутившись). Вы спасли мою душу! Что вы хотите этим сказать?
Андершафт. Я кормил тебя и одевал, и дал тебе приют. Я заботился о том, чтобы ты жила в достатке, — давал денег больше, чем нужно, так что ты могла быть расточительной, щедрой, великодушной. Это спасло твою душу от семи смертных грехов.
Барбара(в смущении). Or семи смертных грехов!
Андершафт. Да, от семи смертных грехов. (Считает по пальцам.) Пища, одежда, дрова, квартирная плата, налоги, респектабельность и дети. Ничто, кроме денег, не может снять эти семь жерновов с шеи человека, а дух не может воспарить, пока жернова тянут книзу. Я снял их с твоего духа. Я помог Барбаре стать майором Барбарой, я спас ее от преступления нищеты.
