. Эти взрывчатые вещества, знаете ли, разносят все вдребезги, только когда вы палите из оружия. А когда они рассыпаны, можно поднести к ним спичку: они тлеют, как лист бумаги. (В нем пробуждается научный интерес к этой теме.) Вы это знаете, Андершафт? Пробовали когда-нибудь?
Андершафт. В больших масштабах не пробовал, мистер Ломэкс. Если вы попросите Билтона, он вам даст образцы гремучей ваты, когда будете уходить. Можете производить опыты у себя дома.
Билтон смотрит с удивлением.
Сара. Билтон не сделает ничего подобного, папа. Это уж ваше дело — взрывать там всяких русских и японцев; но бедняжку Чолли я не дам в обиду.
Билтон, махнув на нее рукой, уходит в сарай.
Ломэкс. Мое сокровище, опасности никакой нет. (Садится рядом с ней на снаряд.)
По дороге поднимается леди Бритомарт с букетом цветов.
Леди Бритомарт(стремительно). Эндру, лучше бы ты не показывал мне этот завод.
Андершафт. Почему, милая?
Леди Бритомарт. Все равно почему, не надо было, и делу конец. Подумать только, что все это (указывая на город) твое и что ты скрывал все это от меня столько лет.
Андершафт. Город не принадлежит мне. Я принадлежу городу. Он — наследие Андершафтов.
Леди Бритомарт. Нет, нет! Все эти нелепые пушки, этот шумный, грохочущий завод могут быть наследием Андершафтов, но серебро и скатерти, мебель, дома, фруктовые сады и цветочные клумбы принадлежат нам. То есть мне — это не мужское дело. Я их не отдам. Ты, должно быть, с ума сошел, что отдаешь все это так просто; и если ты будешь упорствовать в своем безумии, я приглашу доктора.
Андершафт(нагибаясь и нюхая цветы). Откуда у тебя эти цветы, милая?
Леди Бритомарт. Это твои рабочие поднесли их мне в рабочей церкви имени Уильяма Морриса.
Казенс. О, только этого не хватало. Рабочая церковь! (Рассеянно поднимается на ступеньку и облокачивается на парапет, повернувшись ко всем спиной.)
Леди Бритомарт. Да, и со словами Морриса: «Ни один человек не имеет права быть хозяином другого». Представьте себе, мозаика вокруг всего купола, каждая буква в десять футов высотой. Каков цинизм!
Андершафт. Сначала эта надпись бесила рабочих, а теперь они перестали ее замечать, как десять заповедей в катехизисе.
Леди Бритомарт. Эндру, ты стараешься отвести мне глаза своими нечестивыми шутками. Тебе это не удастся, я не брошу разговора о наследстве. Я уже не прошу о Стивене, он унаследовал твои превратные взгляды. Но у Барбары не меньше прав, чем у Стивена. Почему бы Адольфу не унаследовать завод? Я бы могла управлять городом вместо него, а он пускай смотрит за пушками, если они нужны кому-нибудь.
Андершафт. Я бы не желал ничего лучше, если бы Адольф был найденыш. В нем как раз та свежая кровь, которая нужна английской промышленности. Но он не найденыш, значит, и толковать нечего. (Направляется к дверям конторы.)
Казенс(оборачивается к нему). Это не совсем верно.
Все оборачиваются и смотрят на него.
Я полагаю — заметьте, я ничем себя не связываю и не даю никаких обещаний, — однако полагаю, что вопрос о найденыше можно уладить. (Соскакивает вниз.)
Андершафт(возвращается). Что вы хотите этим сказать?
Казенс. Я должен сделать нечто вроде признания.
Сара, Леди Бритомарт, Барбара, Стивен(вместе). Признания?!
Ломэкс. Ну, знаете ли!
Казенс. Да, признания. Слушайте все. До тех пор пока я не встретился с Барбарой, я считал себя человеком в общем честным и правдивым, потому что чистая совесть была для меня дороже всего на свете. Но в ту минуту, как я увидел Барбару, она стала для меня дороже чистой совести.
Леди Бритомарт. Адольф!
Казенс. Это правда. Вы сами, леди Брит, обвиняли меня в том, что я вступил в Армию спасения только для того, чтобы поклоняться Барбаре, и вы были правы. Она купила мою душу, как цветок на перекрестке, но купила для себя.
Андершафт. Как! Не для Диониса или кого-нибудь другого в этом роде?
Казенс. Дионис и все другие заключены в ней самой. Я поклонялся тому, что было в ней божественного, и потому моя вера была истинной. Но я тоже идеализировал ее. Я думал, что она женщина из народа и что брак с преподавателем греческого языка превзойдет самые честолюбивые мечты девушки ее круга.
