— На Нью-Васюки намекаете? — не обиделся Горюнов. — А ведь это все реальные вещи! А вы, царевна Несмеяна, мне верите? — повернулся он к Марусе.
— Пожалуй, верю, — задумчиво проговорила та. — Слушаю и будто вижу…
— Ах, умница! — возликовал Горюнов и вновь потянулся к ее руке. — Я теперь вас от себя не отпущу — мне помощники верные и верящие во как нужны, — полоснул он себя по горлу. — Мы еще с вами эту землю в собственность приобретем и вот тогда уж поцарствуем!
— Вот на этой пронзительной монархической ноте мы, пожалуй, и закончим наш сегодняшний вечер, — сказал Митя, поднимаясь из-за стола.
На улице, попрощавшись с хозяевами, Горюнов галантно распахнул перед Машей дверцу своей машины:
— Прошу, царевна!
И она, секунду поколебавшись, хотела уже было нырнуть в салон внедорожника, но Медведев решительно удержал ее за плечо.
— Она поедет со мной!
— Ревнует! — удовлетворенно констатировал Николай Андреевич, но, натолкнувшись на хмурый Митин взгляд, поднял руки: — В споре с инвестором побеждает всегда инвестор. Увы, царевна, такова суровая правда жизни!..
И Маруся, опять секунду помедлив, села в «ауди».
Они ехали молча, и только после развилки, когда внедорожник ушел на Иваново, а «ауди» повернула к Новишкам, Митя сказал:
— Горюнов, конечно, не Монин, но, чтобы ты не слишком обольщалась, у него двое детей от первого брака и столько же от второго. И в ближайшем будущем он вряд ли захочет что-то кардинально менять в своей жизни.
— Не понимаю, зачем ты все это мне говоришь.
— А по-моему, очень даже хорошо понимаешь!
— А если и так, тебе-то какое дело?
— Я за тебя отвечаю!
— Ух ты! Вот это здорово! Стало быть, переспал со мной и теперь, как честный человек, несешь ответственность? — развеселилась Маруся.
— Послушай, Маша!..
— Не утруждайся и не переживай — я уже взрослая девочка и вполне контролирую все свои действия. Сама завариваю кашу, сама ее съедаю, а потом мою грязную посуду. И от тебя я ничего не жду, а самое главное, мне ничего от тебя не нужно. Ни-че-го! Это понятно?
«Распутица в деревне — настоящее стихийное бедствие, — думала Маруся, выдирая ноги из размякшей дорожной глины. — И никто никогда не решит эту проблему. Никакой Горюнов. Вот и любимое животное у него свинья. А свинья грязь найдет…
И вокруг так же уныло, как в моей жизни. С той только разницей, что через месяц все здесь изменится до неузнаваемости — расцветет, запоет, запахнет, а моя жизнь останется прежней — такой же пустой и безрадостной…»
Но теплый южный ветер уже таил в себе зачатки будущих перемен и, как это всегда бывает ранней весной, волновал, тревожил и обещал — сулил надежду.
— Сегодня мне приснился страшный сон, — сказала Галя Сидорова, скользя в липкой грязи и цепляясь за Марусю. — Как будто за мной бегут два хулигана, длинных и тонких…
— Догнали? — деловито осведомился Юрка.
— Не знаю. Я проснулась…
— А к нам англичаны едут, — сообщил Юрка.
— Англичане, — поправила Маруся.
— Будут здесь эсперикментальную ферму строить для свиней.
— Экспериментальную, — засмеялась Маруся. — Знаешь, что это такое?
— Не-а.
— Они тут понастроят, а нам потом возись с ихними свиньями. Сами-то небось в свинарнике работать не станут, — сварливо заметила Галя и без перехода спросила: — Марь Сергевна, а правда, что вы теперь натурщицей у меховицких художников подрабатываете?
— Что за глупости? — опешила Маруся. — Просто Кузьма Кузьмич рисует мой портрет…
Выходные дни она теперь действительно проводила в Меховицах. Работа над портретом подходила к концу, но результат, тщательно оберегаемый Крестниковским, оставался пока для нее неведом.
Сидение в Меховицах имело еще одно важное преимущество: здесь, втайне от Василия Игнатьевича, Маруся вязала джемпер, который собиралась подарить ему в день рождения — 19 апреля.
Поначалу она опасалась многочасовой неподвижности, но все оказалось гораздо проще: она сидела в удобном старом кресле и болтала с Наташей или молчала, тихо постукивая спицами, погруженная в собственные мысли.
Кузьма Кузьмич в разговорах не участвовал — стоял перед мольбертом отстраненно торжественный, вдохновенный. Наташа тоже что-то рисовала — писала, как они говорили, — время от времени бросая на Марусю острый изучающий взгляд.