— Очень жаль, — смущенно пробормотал Мариано. — И что же я говорю?
— Много чего, если хочешь знать. Я не все понимаю, но в основном зовешь на помощь.
— Подумать только! Хорошо, что ты сказала. Я об этом не знал.
— А зачем тебе знать?
— Да так. — Мариано пнул ногой шишку. — Надо бы разобраться в причинах.
— Причина одна, разве не ясно?
Не говоря ни слова, Мариано устремил взгляд в направлении Эрбы[4], маячившей внизу сквозь легкую утреннюю дымку.
— Твои страхи, по-моему, — продолжала она, — это обычное нервное расстройство, как теперь говорят. После истории с «Коралем» прошло две недели, и ничего не случилось.
— Две недели — разве это много?
— Много! — воскликнула она. — Вполне достаточно, чтобы перестать бояться.
Мариано покачал головой:
— Человеку всегда грозит опасность.
Она посмотрела себе под ноги:
— Еще одна выдумка врачей. Держу пари, что с тобой ничего не случится.
— Нет, — болезненно поморщившись, ответил Мариано. — Зачем испытывать судьбу?
— Не забывай, что есть Бербенни.
— Да, — согласился Мариано. — Но он сейчас загорает на яхте. А от Эмилио ни слуху ни духу.
Мариано опустил голову.
— Он словно в воду канул.
— Ну и хорошо. Лучшая новость — отсутствие всяких новостей.
— Конечно, меня сейчас напугал бы даже почтальон. — Мариано машинально произнес эту фразу и сам ей поразился.
— Вот именно. Думаешь, я не замечаю. Ты всего боишься.
— Это правда.
— Ты не находишь себе места, — настаивала она. — Из тебя ни за что не вышел бы революционер, как Эмилио.
— Это другой разговор. — Мариано отвел в сторону глаза. — Будь я революционером, я бы так не боялся. Я боюсь, потому что ни во что не верю.
Помолчав, она сказала:
— Не веришь даже в нашу любовь?
Мариано повернул назад к гостинице.
— Не знаю, что тебе сказать.
— Правду!
— Не думаю, что тебе так уж хочется ее знать. — Мариано вновь зашагал по аллее. — Да и мне тоже. В нашем возрасте каждый имеет право на иллюзии. Молодежь может без них обходиться, а нам они необходимы.
— Какая муха тебя с утра укусила?
— Я встал в хорошем настроении.
— Прости. Я не буду больше ворошить эту историю.
Они вошли в квадратный двор гостиницы, где дети играли в мяч. Затем перешли в зал, отделанный светлым деревом.
— Сядем к окну? — спросила она.
— Давай.
Они заняли столик в углу. Зал был пуст. Постояльцы уже позавтракали, и сквозь занавеси видно было, как они по тропинке идут к лужайкам или карабкаются по склону к беседке «Мара».
Подошла хозяйка гостиницы, вечно чем-то озабоченная, и с покровительственным видом спросила:
— Два кофе с молоком, как обычно?
— Да, спасибо, — улыбнулась она.
Пока хозяйка шла к стойке, Мариано погладил руку своей спутницы, лежавшую на столе.
— Не огорчайся, — ободряюще шепнула она, широко распахивая глаза, полагая, что так она ему больше нравится. — Все обойдется, вот увидишь.
— Да.
— Насладимся хотя бы последним днем нашей свободы. Нам это так надо! Тебе, да и мне тоже. Правда?
— Конечно.
Какой-то автомобиль остановился под окном. Хозяйка вернулась с полным подносом.
— Ходили уже на прогулку?
— Да, до Чертова провала.
— Так далеко!
— Мы рано проснулись, — улыбнулась она.
Хозяйка отошла, чтобы переговорить с возникшим на пороге синьором с усиками, в фетровой шляпе. За его спиной, прислонившись к косяку, стоял кто-то еще.
Намазывая масло на хлеб, Мариано посматривал на них, как вдруг его взгляд наткнулся на растерянные глаза хозяйки. Обменявшись еще парой слов с незнакомцами, она подошла к Мариано.
— Извините, доктор, — шепнула она. — Вас спрашивают из полиции.
— Иду, — пробормотал, бледнея, Мариано и положил нож на тарелку. Внезапно он почувствовал, что силы его оставляют и он не может тронуться с места.
— В чем дело? — взволнованно спросила она, в то время как хозяйка шла к двери.
— Приехали из полиции.
— Боже мой! — воскликнула она со слезами в голосе и встала.
Мариано грустно ей улыбнулся.
— Понятно? — прошептал он.
