Войдя в ворота, они стали спускаться по тенистой аллее к центральной части парка.
— Ладно. — Эмилио отер платком лоб. — На всякий случай я сделал вид, что верю ему. А вы что-нибудь обнаружили?
— Только не улики.
— Забудьте вы об уликах, — воскликнул Эмилио. — Глупо надеяться, что такой тип позволит схватить себя за руку. Он слишком хитер и ловок. Он сам улика, понимаешь?
Трави слушал его понуро.
— Он не наш, — продолжал Эмилио. — Я это нутром чую.
— Раньше ты чуял иное.
— Неправда, я просто об этом не думал. Но стоило тебе заронить сомнение, как все стало на свое место. Я верю своей интуиции.
— А Онья своей.
— А он что говорит?
— Что мы с ума сошли.
Они подошли к фонтану перед спуском к площадке.
— Он исключает возможность двойной игры, — продолжал Трави. — Только чудовище может так поступать.
— Разве они перевелись на свете?
— Не в этом дело — он слишком давно его знает.
— Да при чем тут это? — воскликнул Эмилио. — Можно же всю жизнь прожить с человеком, который тебя предает. А больше он ничего не говорил о Лози?
— Говорил, но все это бабушка надвое сказала. Нам самим придется все взвешивать.
Они пошли дальше по пустынной аллее к арке Мира.
— Но мы от него избавимся, — добавил Трави.
— Как это?
— Пошлем в Лугано, в Заграничный Центр.
— Да вы свихнулись? Он сам просится в Швейцарию!
— Прекрасно. — Трави остановился. — Вот мы и пойдем ему навстречу.
— Ничего не понимаю. — Эмилио слушал его с изумлением. — Ты что, меньше в нем сомневаешься, чем я?
— Послушай. — Трави взял его под руку. — Нужно идти по следу врагов, может, удастся размотать веревочку. Не надо ударяться в крайность. Спешка тут ни к чему.
— Ты так считаешь?
— Да, потому что мы толком не знаем, что у него на уме. Главное не в том, чтобы уличить его, а в том, чтобы самим не попасть впросак. Понимаешь?
— Да.
— Может статься, что он и не шпион, — продолжал Трави. — Тогда он полезней в Швейцарии, чем у нас: здесь его уже накрыли. Если же наши опасения оправдаются, то там найдут способ его обезвредить.
Эмилио вопросительно посмотрел на него.
— Нет, не так, как ты думаешь, — сказал Трави, снимая очки и протирая стекла. — Его направят в Москву, в партийную школу, там разберутся.
— А если он даст тягу?
— Не думаю, что он пойдет на это. — Трави надел очки. — Конечно, он кое-что о нас разведал, но этого слишком мало. Закинем удочку, и увидишь, он клюнет.
— А паспорт?
— Он уже готов, — похлопал Трави по карману куртки. — В Лугано о нем позаботятся.
Эмилио молча его слушал.
— Вы проводите его на вокзал, — продолжал Трави. — А я прослежу за ним в поезде.
— Ты?
— Да, мне сподручнее: ведь я никому не буду мозолить глаза, он меня не знает и ни о чем не догадается. Чем свободней чувствует себя человек, тем меньше можно ждать от него подвоха.
Они подошли к выходу под бронзовыми конями арки Мира.
— И все же у меня есть одно опасение, — сказал Эмилио. — Мне кажется, он заманивает нас в ловушку, и мы в ожидании веских улик того и гляди попадем за решетку.
И, задрав голову к арке, добавил:
— Индюк думал, думал да в суп попал.
Когда Трави увидел их на задымленном перроне, где они пролагали себе путь сквозь толпу теснящихся у вагонов людей, он медленно зашагал к голове поезда, уступая дорогу пассажирам, проводникам, коммивояжерам, дожидаясь, когда те двое его обгонят. Возле третьего вагона от паровоза он услышал справа голос Эмилио, сказавшего своему спутнику: — Сюда.
Тогда он остановился и, сделав вид, что смотрит на вокзальные часы, краешком глаза увидел, как оба поднялись в вагон. Лози был щуплым, невысокого роста человеком. Трави задержался на перроне, с рассеянным видом оглядываясь вокруг. Минуты через две он также поднялся в вагон. Остановившись в тамбуре, притулился в углу. В вагон продолжали входить пассажиры. Наконец из одного купе вышел Эмилио. Он был один. Оглянувшись по сторонам и увидев Трави в конце вагона, он стал пробираться в тамбур. Поравнявшись с ним, сказал:
— Он в третьем купе, у окна.
Затем, не дожидаясь ответа, взялся за поручни и спустился по железным ступеням.
Трави направился по коридору к третьему купе. Здесь он остановился, прислонился спиной к окну и заглянул внутрь.
