— Итак, если не ошибаюсь, у тебя возникли кое-какие осложнения.
Он впился в него покровительственно-испытующим взглядом. Мариано поежился:
— Не знаю, что она вам, верней, тебе говорила.
Бербенни прервал его жестом руки:
— Ничего не говорила. Сказала только, что ты кроткий, беззащитный человек, которому приходится жить среди волков.
Мариано чуть заметно усмехнулся.
— Она всегда преувеличивает, — нерешительно сказал он. — Я всего лишь оказал дружескую услугу.
— Минутку, — властно прервал его Бербенни. — Начнем по порядку. Сначала дело, потом комментарии.
Мариано чувствовал себя как на экзамене.
— Дело в том, — ответил он, — что у меня есть друг-коммунист.
— Вот как! — воскликнул Бербенни. — Совсем ни к чему иметь друзей среди коммунистов, особенно в такие времена.
— Ты ведь знаешь, — Мариано попытался изобразить на устах улыбку, — друзей, как и родителей, не выбирают.
— Как? — Бербенни уперся руками в стол и подался вперед. — Я бы сказал наоборот!
— Конечно, — спасовал Мариано. — Но я имел в виду школьных друзей. Они остаются друзьями на всю жизнь.
— Ага, понимаю, — согласился Бербенни. — Хотя лично я порвал почти со всеми. Что у меня общего с ними?
Казалось, он ждет ответа от Мариано, но тот промолчал.
— Во всяком случае, оставим этот академический разговор. Я отлично знаю, что некоторые друзья — это сущее наказание. Так же как и женщины.
Он подмигнул Мариано с заговорщицким видом и добавил:
— Но без последних не обойдешься, верно? Даже с возрастом.
Помолчав, Бербенни сказал:
— Сколько раз я собирался покончить с этим! Как Марк Твен с курением. Нет ничего легче, говаривал он, чем бросить курить; я сам бросал раз тридцать.
Он открыл коробку с сигарами, стоявшую под лампой на столе.
— С другой стороны, зачем бросать? — продолжал он. — Какая жизнь без любви?
— Действительно, — промямлил Мариано.
— Женщины — это соль жизни, правда?
— Да, — в замешательстве поддакнул Мариано. — Хотя, может, и не единственная.
— Как? Ты меня разочаровываешь, старик! — воскликнул Бербенни. — Что еще может с ними сравниться?
Мариано чувствовал себя не в своей тарелке.
— Ты мне позволишь называть вещи своими именами? — продолжал Бербенни. — Разница в возрасте между нами дает право на откровенность.
— Конечно.
— Вернемся, однако, к твоим затруднениям.
Бербенни извлек из коробки толстую сигару и поднес ее к носу.
— Так, говоришь, у тебя есть друг-коммунист.
— Да, — ответил со вздохом Мариано, сжимая ручки кресла. — Школьный товарищ, с которым я время от времени виделся. У нас у обоих страсть к охоте.
Бербенни кивнул головой:
— Пока не вижу ничего плохого.
— Во всяком случае, я не разделяю его политических убеждений. Это, надеюсь, понятно.
— Ну, разумеется, дорогой! Не стоило об этом и упоминать. Иначе мы не могли бы быть друзьями.
— Да, — пробормотал Мариано, снова сконфузившись. Он собрался было продолжать, но в замешательстве посмотрел на Бербенни.
— Хорошо, — снисходительно прервал тот Мариано. — Так дело дальше не пойдет. Посмотрим, что у нас получается. У тебя есть друг-коммунист, которого ты не выбирал. Он как бы перешел к тебе по наследству.
— Да, — благодарно посмотрел на него Мариано. — Но я хожу с ним на охоту.
— Тем не менее ты ходишь с ним на охоту, — профессиональным тоном протянул Бербенни. — И этому другу-коммунисту ты сделал какое-то одолжение.
— Да, — изумленно воззрился на него Мариано. — Откуда ты знаешь?
— То-то и оно, что не знаю.
— Это она тебе сказала?
— Никто ничего мне не говорил. Ты сам все выкладываешь.
— Я?
— Да, — кивнул Бербенни. — Согласись, мне не впервые приходится иметь дело с застенчивыми клиентами.
Вынув из ящика щипчики, он ловким движением откусил кончик сигары.
— Пойми, что может означать в наше время ссылка на друга-коммуниста? Что он запутался в своих делах и обратился к тебе за помощью. Ведь так?
Мариано опустил голову.
— Более или менее.
— А ты ему помог.
— Да.
— Гм, — хмыкнул Бербенни, откидываясь на спинку кресла. — Ну и что?
— Боюсь, как бы теперь не запутаться самому.
— Что-нибудь уже пронюхали?
— Пока нет.
— Ну, тогда легче! — Бербенни зажег сигару, и на секунду лицо его заволокло дымом. — Пока что ты просто боишься?
