Странно было видеть, как французы стекаются в форт Сан-Жан-Баптист: насмерть перепуганные женщины несли плачущих детей, тащили узлы с пожитками, мужчины вели вьючных животных, нагруженных собранным на скорую руку провиантом. Как будто какое-то шаловливое божество решило перепутать все роли, превратив атакующих в осаждаемых, и наоборот. Шума, суматохи и пыли было при этом ничуть не меньше — как, впрочем, и страха.
В то же время людей было не так много: количество жителей, населявших окрестности форта, не превышало трех сотен, с учетом индейских и африканских рабов. Из их числа, может быть, восемь десятков были годны к участию в боевых действиях.
Еще одно отличие состояло в том, что Элиз совершенно нечего было делать. Донна Мануэла с несколькими женщинами наводили порядок во всей этой неразберихе, размещали семьи в казармах, заставляли старших детей присматривать за хнычущими малышами. Они назначали женщин варить суп и кашу в огромных котлах, для того чтобы обеспечить питание собравшихся в форте, следили за сбором перевязочных материалов и лекарств. Будучи в стороне от всего этого, Элиз болезненно ощущала и свою ненужность, и двусмысленное положение, в котором оказалась. Она замечала на себе косые взгляды, слышала, как перешептываются за ее спиной, и это не могло ее не беспокоить.
Бесцельно бродя возле дома коменданта, Элиз встретилась с Клодетт. Та была вместе со своими тремя детьми — одного она держала на руках, а двое других цеплялись за ее фартук. Клодетт располнела, лицо ее поблекло и увяло от забот и тягот материнства. Увидев Элиз, она искренне обрадовалась, хотя ее усталые карие глаза глядели обеспокоенно.
— Я скучала по тебе, Элиз.
По правде говоря, Элиз редко вспоминала о ней с тех пор, как они расстались. Ей стало стыдно, и она заставила себя улыбнуться:
— Как ты?
— Как видишь, — ответила Клодетт, с иронией указывая на облепивших ее детей. — А у тебя нет маленьких?
Элиз покачала головой:
— Теперь я вдова.
— Да, я слышала об этом.
Они помолчали. Элиз поняла, что до ее подруги дошли и другие слухи. В Луизиане было не так уж много французов, чтобы каждый не знал все о своих знакомых.
— Я рада, что ты здорова и счастлива.
— Спасибо. Я знаю, что тебе не так повезло. Мне рассказывали о тебе Сан-Амант и юный Генри, который вместе с тобой спасся от резни. Я бы хотела помочь тебе, если позволишь. Живи в моей семье.
— Клодетт… — Элиз почувствовала, что в горле у нее встал жесткий комок, она не смогла продолжить.
— Я действительно этого хочу. Живи с нами, сколько понадобится. Ты знаешь, в позапрошлом году компания начала присылать сюда тихих и скромных девушек из монастырей с приданым в сундуках. Можно подумать, что мы были женщинами легкого поведения, недостойными стать женами колонистов! Хотя один бог знает, что мужчины здесь совсем не ангелы. Но мы-то прибыли сюда первыми, и держаться нам надо вместе.
— А твой муж? Что он на это скажет?
— Жюль не будет возражать, — ответила Клодетт, смеясь. — Ему на все наплевать.
— Но начнутся пересуды…
Клодетт пожала плечами:
— А когда их не было? Кстати, я с удовольствием послушаю твой рассказ о том, как ты стала женщиной этого полукровки Шевалье. Вот это, наверное, мужчина так мужчина!
— Кажется, твой муж тоже не святой, — заметила Элиз с невеселым юмором.
— Да, — ответила Клодетт, вздыхая, — настоящий кобель.
— Где он?
Клодетт указала рукой на мужчину, стоящего у ворот. Взглянув на него, Элиз поспешила спрятать улыбку. «Кобель» Клодетт был маленького роста, лысеющий, с круглым брюшком, но морщинки вокруг глаз свидетельствовали о его добром и веселом нраве.
— Ты уверена, что он не будет возражать?
— Он придет в восторг, когда увидит тебя. Но тебе надо сразу дать ему понять, что ты против того, чтобы он щипал тебя за задницу.
— Я… наверное, не пробуду долго.
— Надеюсь, что пробудешь. Куда тебе деваться?
Действительно, куда? Однако Элиз не стала углубляться в этот вопрос — тем более что в этот момент к ним подошел заикающийся от волнения, восторженный Генри.