Как он встретит их, принимая во внимание его характер и род его обязанностей? Он может дать команду стрелять, или немедленно арестовать их, или приказать им покинуть форт и окружающие его земли. Вместо этого Сен-Дени ответил на поклон Рено, слегка наклонив голову.
— Приношу извинения за столь неожиданный визит, — сказал Рено. — Я только прошу о маленьком одолжении: уделите мне несколько минут вашего времени.
Глаза Сен-Дени сузились.
— Вы приехали из страны начезов?
— Да. Мы можем рассказать о том, что там произошло, если вы захотите послушать.
— Я кое-что знаю об этом, да и кто же не знает? Мною даже получено распоряжение — довольно бесполезное, на мой взгляд, — быть наготове на случай неприятностей. Слышал также, что вы присоединились к начезам. Могу только предположить, что они потерпели поражение.
Рено кивнул:
— Да, в некотором роде.
— Ваше присутствие, я полагаю, не указывает на то, что мы должны готовиться к бою не на жизнь, а на смерть?
— Едва ли.
— Тогда пройдемте ко мне, — пригласил Сен-Дени, добавив с тонкой улыбкой: — Я обязан выслушивать все доклады, которые могут помочь нашей обороне.
Дом коменданта был расположен прямо напротив ворот, недалеко от центра поселка. Справа находилось длинное приземистое здание казармы, в одном конце которой была столовая, а в другом — караульное помещение. Позади нее, невдалеке от левого заднего бастиона виднелся маленький домик со шпилем; можно было догадаться, что это церковь. Неподалеку стояла маленькая хижина священника-миссионера. Дома в форте были построены из вертикально расположенных бревен, щели между которыми были промазаны смесью глины, оленьей шерсти и серого мха, а крыши покрыты кипарисовой дранкой.
Элиз и Маленькая Перепелка прошли вслед за тремя мужчинами в дом коменданта. Африканский слуга принес вино, хлеб и масло, а также сдобный пирог со сливовым вареньем. Мадам Сен-Дени, донна Мануэла, пришла посмотреть, все ли у них есть, что нужно, а затем вновь скрылась в дальних комнатах. Все это время за ее юбками прятался малыш.
Когда все расселись, на гостей обрушился шквал вопросов. Сен-Дени ничего не упустил. Он хотел знать количественное соотношение обеих сторон и их вооружение, интересовался видами окопов, вырытых французами, поведением чокто, количеством жертв. Услышав об уходе начезов, Сен-Дени иронически поднял брови. Казалось, он считает, что чокто, если не сами французы, были подкуплены и поэтому ничего не слышали той ночью. Рено и не отверг, и не принял этого предположения.
Они проговорили так около часа, когда снаружи начала собираться толпа. Слух об их приезде быстро облетел форт, и люди пришли посмотреть на них собственными глазами. Сен-Дени игнорировал нарастающий гул голосов так долго, как только мог. Наконец он, нахмурившись, обернулся на звук.
— Я должен спросить вас, мой друг, — сказал он, обращаясь к Рено, — что вы намереваетесь здесь делать?
Рено взял руку Элиз, сидевшей на самодельном стуле с сиденьем из коровьей шкуры.
— Мне нужно только одно: чтобы вы защитили эту даму. Она много выстрадала и никому не сделала зла. Здесь есть одна женщина, которую она когда-то знала. Эта женщина может стать ей другом и дать приют. Если вы никому не позволите беспокоить Элиз, я буду вам вечно благодарен.
— Все будет сделано, — произнес Сен-Дени. — А как же вы?
Этот вопрос остался без ответа, потому что снаружи раздался хриплый, требовательный крик.
— Прошу простить меня, — сказал Сен-Дени и, быстро поднявшись, пошел к двери.
Элиз вскочила, движимая каким-то необъяснимым страхом, и бросилась за ним. Рено, Пьер и Маленькая Перепелка спешили следом. В совершенной растерянности Элиз остановилась у открытой двери, увидев снаружи море лиц. Она узнала свою старую подругу Клодетт, которая стояла в первых рядах и, улыбаясь, махала рукой, как будто ждала этой встречи. Был там и Паскаль, с выражением мрачного удовлетворения он скрестил руки на груди. Чуть поодаль она заметила Генри, который не отрывал взгляда от ее лица.
Крик, встревоживший всех, раздался снова, и в ворота форта въехал человек верхом на лошади в рабочей упряжи. Косичка его парика расплелась, волосы развевались вокруг лица, а глаза горели от возбуждения.
