— Хм, прямо в квартирах? До этого еще не дошло. И потом, стычек ведь тоже пока еще не было. Это первая.
— А что, эти ваши социалисты, какие-нибудь другие варианты борьбы не пробовали? Они же могут выиграть на выборах.
— Боюсь, это уже нереально. Эрнест крепко взял дела в свои руки.
Машина свернула с главной улицы, которой никак не могли подобрать новое название — по крайней мере, вывесок еще не было — проехала еще немного и остановилась. Там начинался поселок из двухэтажных домиков, очень симпатичных, построенных еще немцами или шведами. Многие из них были завиты плющом, красноватым или сероватым по зимнему времени.
— Дом пустой, — сказал Кириллов, когда они входили во дворик. — Въезжай и располагайся как хочешь.
— А кто здесь раньше жил? — спросил Лунин, оглядываясь. — Такое чувство, что отсюда вчера выехали.
— Может, и выехали, мне об этом ничего неизвестно, — ответил Кириллов. — Домик неплохой. Если хочешь, тебе его передадут в частное пользование. Это можно уладить.
— Как у вас все быстро-то, — проворчал Лунин. О прежних хозяевах и том, что с ними случилось, думать не хотелось.
Они вошли в дом, и Лунин остановился на пороге, впитывая эту дивную обстановку. Тонкий аромат какой-то книжной пыли, древних ковров и почему-то свежей краски был разлит в воздухе. Большая гостиная начиналась сразу за порогом, она имела необычную шестиугольную форму. Здесь тоже были книги — полные шкафы книг вдоль каждой стены.
У окна стоял клавесин, и Лунин не удержался от внезапно охватившего его соблазна. Поставив чемодан и не обращая внимания на Кириллова, он сел за добротный старинный инструмент и начал наигрывать мелодию, которая — как он понял — неотступно преследовала его уже несколько дней. Раньше ему приходилось много музицировать, и мелодии давно рождались сами собой.
— Я вижу, тебе тут понравилось, — сказал Кириллов, глядя на него с улыбкой.
— Да, отлично, — ответил Лунин, захлопнув крышку и вставая. Пожалуй, никогда еще у него не было такого приятного жилища. Этот дом он сразу почувствовал своим.
— Ну и оставайся, — сказал Максим. — Тут будет все для спокойной работы. Может, и до литературы дело дойдет.
— Может, и дойдет, — сказал Лунин. — Если ваша революция не перейдет в гражданскую войну, голод и разруху.
— Ну, это вряд ли, — ответил Кириллов. — Все под контролем. Надо только пережить эту неделю до выборов. Дальше, я думаю, все будет тихо.
— Ну и хорошо. О, тут есть бар, может, выпьем? Смотри, неплохая коллекция красного вина.
Кириллов чуть поколебался и ответил:
— Ну давай, по стаканчику. За новоселье.
Лунин взял бутылку, вытер с нее пыль тряпкой, лежавшей на клавесине, и открыл ее. Они сели за столик посредине гостиной, и Лунин разлил вино по бокалам. В желтом свете хрустальной люстры оно выглядело почти как кровь.
— Первый тост тут принято пить за Эрнеста, — сказал Кириллов. — Но мы, наверное, отступим от традиции?
— Ну да, — ответил Лунин. — Кто такой Карамышев для двух старых друзей, знавших его с незапамятных времен?
— Ну это ты зря, — проворчал Кириллов. — Эрнест не так-то прост. Ну, неважно. Давай, за новый дом. Надеюсь, тебе тут будет хорошо.
Они чокнулись, выпили и немного посидели молча. За окнами гудел ветер.
— Мне пора идти, — сказал Кириллов. — Ты только с расследованием не затягивай. Все это по-прежнему важно. И почему-то надо, чтобы это сделал именно ты.
— Я постараюсь, — сказал Лунин в который раз. — Но ничего обещать не могу.
— Да, и собаку заведи на всякий случай. Сам понимаешь… Всем уже известно, что ты занялся этим делом. А ты тут на отшибе, вдали от всех.
— Ну, собак я не очень люблю… А, вот оружие развешано. Как ты думаешь, оно стреляет или чисто коллекционное?
— Пистолет мы тебе выдадим, — сказал Кириллов с серьезным видом, непонятно было, шутит он или нет. — Ты главное, доживи до завтрашнего утра.
— Я очень постараюсь, — повторил Лунин с иронией в голосе.
— Или вот возьми мой, — сказал Кириллов, доставая из кармана револьвер, выглядевший как блестящая игрушка, хотя и по виду массивная. — Я завтра себе новый выпишу.
Лунин взял оружие в руки и повертел его. Пользоваться он им не умел, но научиться, наверное, было нетрудно.
