Путешествие по Петербургу

Путешествие по Петербургу
Название: Путешествие по Петербургу
Автор:
Жанр: Современная проза
Входит в циклы: Нет данных
Страниц: 7
Тип издания: Полный
Описание книги Путешествие по Петербургу:
Центром произведения является личность героя, а главными элементами - события и обстоятельства его существования. Нечасто встретишь столь глубоко и проницательно раскрытые трудности человеческих взаимосвязей, стоящих на повестке дня во все века.

Читать Путешествие по Петербургу онлайн бесплатно


Тарас Бурмистров

"Путешествие по Петербургу"

Никогда еще не видал я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою. Долго вел я потом жизнь кочующую, скитаясь то по Югу, то по Северу, и никогда еще не вырывался из пределов необъятной России. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России.

Пушкин

Наверх уходила бесконечная череда ровных ступеней, тускло блестящих в холодном свете проплывающих ламп. Механический мир. Как странно выглядят здесь лица современников, таким нестройным, хаотичным рядом столпившихся на встречной лестнице. Скучно мне, минуты не могу без книги, приучил себя к притоку впечатлений. А у этого какая лицевая маска, натянуто-застывшая, как будто его вялая осмысленность силится оживить ее и не может, как застревает в желудке нездоровый обильный обед... тяжко, нет, не надо смотреть, уже кончается лестница, сейчас подъем изогнется... пора.

Дождя уже не будет. Под хмурым небом вытянулись в стороны проспекты, застыли тревожно трамвайные рельсы, сопровождаемые вдаль отсыревшими домами. Радостный сквозняк пробирает каждого ступившего на петербургскую улицу. Откуда у меня это вечное стремление -- рядить любую мысль в чужие одежды? Легче, когда труднее. Так и бедолаге этому из Чехова под старость по-немецки стало легче, чем по-русски. Ich sterbe, так он выразился. Вот уж точно жизнь подражает искусству.

Влага сочится прямо из воздуха. В такие дни фонари загораются рано. Если бы успеть до темноты. Понемногу начал согреваться. Сразу все поблекнет, потускнеет. Одни очертания. Теперь можно не так быстро. И полегче стало, после метро. А то совсем было нашло оцепенение. Разойдусь еще. Привык уже к тяжелым пробуждениям от вялости. В последнее время и во сне мозг работает так напряженно, что приходится, очнувшись, снова отдыхать, уже от сна. Как, все же, изматывает эта подземка. Не для моей обостренной восприимчивости. Пещерные своды, в глубине подсвеченные рельсы, вагоны, набитые человеческими телами, злые огоньки в далеком полумраке. И гулкий грохот. Механический мир. Или тот собрат сейчас на лестнице. С отвисшей губой и обессмысленной физиономией. На удивление тягостное зрелище. Почему-то так гнетут сегодня эти призраки... нет, хватит, что ты хочешь? Скажи спасибо, что хоть в тебе-то бьется еще жизнь и мысль. Что еще требовать от несчастного народа. Три переворота за столетие. И еще один совсем назрел. Даже и звучит, по-моему, непристойно: русская революция. Есть что-то в этих звуках задавленно-постыдное. Как обритое рыло боярина. Ну вот, опять о рылах, надо бы отвлечься. До Невы теперь совсем немного. Все же хорошо, что выбрался. Как веселит мое сердце движение на воздухе, благотворная смена быстрых впечатлений! И светлый, легкий ток мышления, вторящий этой смене. Где-то было у Мисимы о свежести сознания. Струится прохладным неостановимым ручейком даже в минуты высочайшего душевного напряжения. Я так часто повторял эту метафору, что в конце концов стал бояться застудить себе мозги.

Мисима писал "каждую ночь своей жизни". А я? Что же делаю я? Вот уж у кого талант разработан до сердцевины. Не столь, впрочем, значительный, как у Киплинга или Толстого. Мне часто авторы второго ряда приходились по душе, из тех, кто покрупнее: Вольтер, Гораций, Байрон, Гендель; нет у них неистового напряжения сил, как у первых, как раз ту жажду, что удается им разбередить, они и утоляют. Или только бередят. Да, он прав, наверное, Мисима; жизнь может сложиться (из тысячи случайностей) каким угодно образом, степень одаренности не определить, своей, да и чужой, читательское признание -- химера, у книг же вообще своя судьба, все зыбко, склизко, неопределенно -- в таком неверном мире только и остается, что, не раздумывая о последствиях, предаться lucubrations до рассвета; упорно, постепенно привыкая к этой ноше, в конце концов срастись с ней намертво, чтобы потребность в еженощном творческом забытье была такой же властной, как у других людей потребность в сне; а там будь что будет. Выполнять свой долг, и пусть рушится мир. Кажется, немецкая затея. Если произнести с чувством, бывает, что и помогает. В борьбе с Weltschmerz. Постой, теперь помедленней. За поворотом, здесь. Сейчас начнется.


Похожие книги