Даже деревенской девчонке эти песни были знакомы: в последние годы о колонии на Kaap de Goede Hoop не говорил только ленивый.
– Спасибо, что хоть о любви не стал говорить, – горько сказала Ялка, – а то я уж думала, ты никогда не повзрослеешь.
Михелькин молчал, потупившись. Ялка закуталась в шаль.
– Послушай, Михелькин, – сказала она, – я устала. Так устала, что не знаю, как об этом и сказать. Не приведи господь тебе когда-нибудь так устать. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал. Но я никуда не поеду. Останусь здесь, рожу ребёнка и сама его воспитаю. Хорошо, если это будет девочка, особенно такая же красивая, как ты, хотя мальчик – тоже неплохо. Но мне не нужно твоей помощи. Не беспокойся обо мне: я выдержу. Мы, женщины, выносливее вас, мужчин.
– Но…
– Уезжай, Михелькин, – перебила его девушка и устало закрыла глаза. – Африка – это хорошее решение. Там ты станешь настоящим мужчиной. Может, и счастье своё найдёшь. Уезжай.
– Но мы…
– Я – не твоё счастье. А ты – не моё. Да ты и сам это понимаешь. Ведь понимаешь же?
Михелькин закусил губу, огляделся, вынул из-за пазухи свёрток и протянул его девушке:
– Возьми. Пригодится.
Ялка приняла его и чуть не уронила – вещица внутри оказалась донельзя увесистой. Она развернула тряпку. Там оказался золотой браслет гномьей работы, тот самый. Ялка растерянно подняла взгляд на Михеля.
– Чем же ты заплатишь за место на корабле?
– Отработаю матросом или ещё как-нибудь. Не думай об этом. Тебе нужнее.
– Спасибо. Спасибо тебе.
Михелькин не ответил, развернулся, сжал кулаки и молча зашагал обратно на вершину, где стоял фургон, горел костёр и хрустели овсом лошади. На миг сердце девушки кольнула тонкая иголка сожаления. Может, и правда лучше уплыть в эту самую Африку, построить там дом, завести хозяйство и жить свободными? Но как бы ни был он ей мил и симпатичен, каким бы честным он ни сделался, прошлое всегда будет стоять между ними. Ялка понимала, на какую жертву он пошёл, когда полез за ней в провал подземного хода. Он искупил свой грех, но память о насилии, о боли, о предательстве была жива. Она была готова смириться с тем, что выносит его ребёнка, но была уверена: любви меж ними быть не может. Никогда.
Меж тем природа напомнила о себе – ей нужно было отойти. Ялка встала и пошла вдоль берега по мокрому песку. Солнце медленно поднималось. Сквозь воду, начинающую помаленьку становиться прозрачной, была видна трава, на дне маячили кусты и какие-то обломки. Солнечные лучи грели спину, а вот ноги мёрзли: башмаки, которые подыскала для девушки маркитантка, были старые и прохудившиеся.
Холм, затопленный морскими водами, образовал большой и вытянутый остров с крутым северным склоном. Другой склон представлял собой песчаный мыс, пологой дугой изгибавшийся к западу. Здесь росли деревья и кустарник. Дождь смыл мусор и нечистоты, хотя берег усеивали обломки, щепки, ветки и куски коры. Серебристые росчерки мелких рыбёшек мелькали в воде. Девушка шла, придерживая рукой живот. Шаг её был неловок, ноги, не отвыкшие от тяжести цепей, ступали медленно и осторожно. Деревянные кломпы со скрипом давили песок.
«Вот я и свободна, – думала Ялка. – Свободна от всего. От обещаний, от ненависти, от обязательств, от разлук, от любви… Но что мне делать с этой свободой?»
Ни море, ни небо, ни солнце не могли дать ей ответа на этот вопрос. Если раньше у неё были другие цели, теперь всё свелось к одному – родить, воспитать и не умереть от голода. Может, стоило возвратиться домой, к мачехе? Да уж, усмехнулась она, веселее не придумаешь: заявиться в дом (ещё и не родной), с пузом, как неудачливая coquine[134], – после такого можно будет сразу вешаться. Да и неизвестно ещё, какая там власть, в её родных местах. А может, найти кого-нибудь из местных, не слишком страшного, не очень злого и остаться с ним? Да разве такого найдёшь…
Так, размышляя, девушка присмотрела подходящий кустик, совершила свои нужды и подошла к воде умыться. Ополоснула руки, лицо, провела рукой по бритой макушке и долго глядела на своё отражение – маленькая бесполая голова на тонкой шее. Захотелось показать себе язык. Она показала его, вздохнула, улыбнулась и неожиданно расплакалась.
