– Что случилось? – спросил я.
Она не ответила.
– Мэри!
Практикантка сглотнула и заерзала на стуле.
– Ну почему они меня в покое не оставят? – Голос ее звучал визгливо, истерически.
Примитивный инстинкт заставил меня настороженно обернуться и вглядеться в темноту.
– О ком вы?
Я дотронулся до плеча Мэри, и она повернулась ко мне. В глазах стояли слезы, взгляд был расфокусированный. Практикантка казалась испуганной и почему-то долго молчала.
– Доктор Ричардсон… – наконец произнесла она, как будто колеблясь.
– Мэри! – повторил я. – О ком вы говорили?
Она шумно втянула в себя воздух.
– Извините, доктор Ричардсон. Просто…
Мэри снова умолкла и попыталась успокоиться, но остановить слезы было не так-то просто.
– Кажется, я уснула. – Она еще раз порывисто вздохнула. – Кошмар приснился…
– Ах, вот оно что.
На столе лежала потрепанная книга в черном кожаном переплете. Мэри заметила мой интерес, схватила том и сунула в ящик стола. Потом сделала вид, будто просто решила навести на столе порядок, стала перекладывать ручки, пресс-папье, линейку. Ее попытки были столь неубедительны и нелепы, что мне стало жаль бедную девушку. Позолота с вытисненного на обложке книги креста уже в значительной степени осыпалась и все равно блестела в свете лампы. Похоже, Мэри читала молитвенник.
– Ну как, успокоились? – спросил я.
– Да, – ответила Мэри. – Извините.
Я чувствовал, что она хочет о чем-то спросить, и, кажется, догадался о чем.
– Не волнуйтесь, – сказал я, поняв причину ее тревоги. – Я не скажу сестре Дженкинс.
Мэри облегченно вздохнула. Я взял со стола формуляр и сделал вид, что читаю.
– Наверное, страшный был кошмар.
Снова поерзав на стуле, Мэри ответила:
– Да. Страшный.
Поспешно встала и подошла к кроватям, явно давая понять, что не хочет продолжать разговор.
Мариан Пауэлл застонала, и Мэри тут же метнулась к ней. Я наблюдал, как Мэри переворачивает подушку и заправляет выбившийся край простыни под матрас.
Я спросил себя, зачем Мэри берет с собой молитвенник на ночное дежурство в комнате сна. Она не заметила, но я уже два раза видел на ее столе эту книгу. Мэри – девушка простая, и обманывать совсем не умеет.
«От доктора Питера Бевингтона
Оук-Лодж
Предместье Бигглсуэйда
Бедфордшир
30 апреля 1955 года
Доктору Хью Мейтленду
Клуб «Брекстон»
Карлтон-Хаус-террас
Сент-Джеймс
Вестминстер
Лондон SW1
Привет, Хью!
Прости, что пишу по рабочему вопросу прямо в клуб, но, учитывая обстоятельства, ты поймешь, что так лучше всего. Возникла трудная ситуация, и я очень рассчитываю на твою помощь. Пока всех подробностей сообщать не стану. Если, прочтя это письмо, сможешь что-то предложить, пожалуйста, позвони. Мы с Элспет едем на пару недель в Норфолк с Мойрой и Джеффри, но с 16 мая снова впрягусь в ярмо.
К нам в Оук-Лодж поступила пациентка, мы называем ее Селия Джонс. Сейчас объясню, в чем дело. Она явно благородного происхождения, возраст – на вид за пятьдесят. Более десяти лет пациентка находится в состоянии ступора. Я здесь работаю с сентября, и с тех пор эта женщина не произнесла ни слова. Двигается мало, иногда вообще застывает. Однако ест хорошо, особенно с тех пор, как мы начали давать ей инсулин для стимулирования аппетита (5 кубиков). На животе у пациентки шрам от кесарева сечения. Я уже все перепробовал. Бензедрин, дринамил, три курса электрошоковой терапии, даже метразол, и никакого эффекта.
А теперь самое интересное – мы тут узнали, что пациентка по имени Селия Джонс, проходившая лечение в больнице Святого Данстана в Степни, погибла в январе 1941 года во время бомбежки люфтваффе. Я там работал одно время и всегда вспоминаю добрым словом доктора Уилсона. У него были пышные бакенбарды, и одевался он как типичный представитель Викторианской эпохи. Весь персонал погиб, включая доброго старого Уилсона. Можешь себе представить, что там творилось после бомбежки. Пациентов развезли кого куда, и неудивительно, что немного напутали. Все документы сгорели. В общем, получается, что личность так называемой Селии Джонс неизвестна. Мы из нее слова вытянуть не можем и до сих пор не выяснили, кто она. Вот такая загадка. Люблю трудные задачи, а тут еще одно интригующее обстоятельство – если состояние больной хоть чуть-чуть улучшится, она сможет назвать свое имя. Ну как, есть идеи?