— Вам нельзя ни соленого, ни жирного.
— А осетринки? Мне такую осетринку принесли, так и тает во рту.
— И осетринки нельзя.
— Хоть кусочек? Володечка, миленький, неужели один кусочек вредно?
— Вредно, бабуся, вредно, после приступа вам надо есть меньше.
— Грешна, ох, грешна, люблю поесть! И больше всего сальца, свиного сальца…
— И сальца нельзя.
Я бы на его месте стукнула ее чем-нибудь по голове, а он проявлял такое терпение, что даже страшно становилось, как ненормальный. Зато ко мне он подошел на минутку, спросил, какие жалобы, я пожала плечами и заметила, что у него глаза зеленые с черными точками, и тогда он застрял около Гали.
— Ой, а можно не резать? — Ныла она слезливо, но без слез.
— Нет, резать надо, чтоб потом не болело.
— А вы кто? Сестра?
— Вроде. Я брат милосердия.
— Нет, сестра. И тогда вы не дядя Володя, а тетя Володя!
Мать замахала на нее руками, а Володя улыбнулся и сказал, что она — молодец, не каждый шутит перед операцией.
— Сейчас я повезу тебя на операцию. Больно будет один момент. А потом станет не больно. И ты не будешь плакать?
Она засопела и схватила мать за руку.
— Обещай мне не плакать.
— А вы будете стоять рядом, тетя Володя?
— Буду, если ты не начнешь орать.
— Не начну, — сказала Галя дрожаще, — я вам песни петь буду.
И Володя молниеносно ввез в палату качалку, уложил ее поверх одеяла, завернул крест-накрест, и они исчезли. Ни у кого в этой больнице я не видела такой ловкости, таких гибких и точных движений.
…Ну, в общем, привез потом Володя Галю, и она была бледная, но очень гордая и хвастала:
— А я пела, мамочка, я не плакала, спроси тетю Володю!
Потом она схватила его руку, когда он ее уложил и дал пузырь со льдом, и стала просить, чтоб он скорее вернулся в нашу палату. Он пообещал, и она заявила:
— Так и запомню, учтите, вы должны держать слово.
— Сдержу, если ты будешь вести себя, как большая. Тогда не только мама, но и папа будет тобой гордиться.
— У нас нет папы… — сказала Галя, и в палате все замолчали, мать ее стала комкать косынку, а Володя заторопился.
После его ухода Галя спрашивала у нас, «а долго будет еще болеть? А почему жжет живот?», и вдруг сказала:
— Мама, а дядя Володя замужний?
Мы расхохотались, но появился Володя со щприцем, и она снова завопила. Хотя укол вынесла без звука, только вздохнула, когда Володя осторожно вытянул иглу. А я не могла глаз отвести от его пальцев, никогда ни у одного парня я не видала таких ласковых, плавных движений.
Ночью я плохо спала. Мешала духота, шумы в коридоре. Галя застонала, и Володя мгновенно появился и сел на ее койку.
— Потерпи, девочка, утром легче будет.
— Пить так хочется…
— Нельзя, Галочка, тошнить начнет.
А это интересно — быть доктором? — спросила Галя шепотом.
— Интересно, Галочка, интереснее всего на свете.
— Ой, а я не знаю, кем буду….
— Ну, у тебя есть еще время подумать…
Володя с ней говорил уважительно, серьезно, и она перестала стонать и даже сказала:
— Ладно, идите, вам тоже спать надо.
— Ничего, мне еще не хочется спать, — он зевнул.
— Ой, врете!
Они засмеялись тихонько, и я вместе с ними.
Прошло два дня. Я и Галя с нетерпением ждали Володю. Только она вслух о нем всех спрашивала, а я молчала.
Нюра, конечно, скоро к ней прицепилась с бестактными вопросами.
— А где твой папка?
— Не знаю.
— Как это — не знаю?
— Мамка пять рублей на меня получает.
— И никогда папку не видела, даже карточку?
Я начала покашливать, но Нюра на меня внимания не обращала.
И я сказала, что о Галиной семье не стоит расспрашивать, что это — некрасиво.
Тогда она откровенно захихикала.
— Больно нежная! Ты бы с мое помыкалась… — и начала рассказывать о своей юности.
— В твои годы кто я была?! Девка, голь перекатная. Ни одежки справной, ни избы, все немец попалил, мамку и сестренок расстрелял. Вот и ушла я в город, и сразу попала к одним в прислуги. Ничего люди были, не жадные, даже кое-чего из барахлишка подбрасывали, не новое, а крепкое.
— Да, жизнь такая тяжелая… — посочувствовала ей Галя. Мы так и покатились. Тетя Даша даже запыхалась, приговаривая:
— Вот дети нонче пошли, все, ну все как есть, их касается.
— А что? — Галя обиделась, — мы вправду с мамкой обо всем говорим. Она мне такие истории вечером рассказывает, не хуже ваших.
