По пустынной дороге, распластавшейся среди безводной степи, медленно тащился верховой отряд.
Степь была серой от пыли и бурой от давно примятых ветрами стеблей высохшей травы. Почти всё лето не шли дожди. А источники и колодцы здесь встречались так редко, что от одного до другого можно было ехать верхом пять-шесть дней. Тем не менее в отдельных местах изредка выделялись тёмными буграми одиноко стоящие юрты кочевников. Да ещё норы сусликов чернели среди травы. И если закрыться ладонью от солнца, пламенеющего в выцветшем, почти белом от жары небе, то пристальный взгляд мог различить в раскалённой белизне тёмные чёрточки. Это неподвижно парили коршуны, высматривая добычу иссушенной земле.
Во главе конного отряда ехал князь Ярослав Всеволодович. Порой рукавом кафтана он отирал с лица пот и оглядывался. За ним вереницей ехали воины, окружая нескольких бояр.
Это было русское посольство в Каракорум. Из года в год в обширный и богатый город, некогда основанный Чингисханом, съезжались государи из разных ханств и княжеств, чтобы, привезя к стопам хана богатые дары и засвидетельствовав ему свою покорность, продлить своё право на управление уделом.
Ехать приходилось далеко и долго, тяжкий путь выдерживали не все.
– Что ты, боярин Роман? Ты ж меня моложе. Держись – скоро уж доедем.
Князь Ярослав, увидав, как один из его бояр зашатался в седле, готовый упасть, подскакал к нему и вовремя поддержал. Но глаза боярина были мутны, он с трудом сохранял равновесие.
– Боюсь, княже, я не доеду! Где этот их Каракорум? Может, и нет его вовсе?
– Ничего, ничего! – старался подбодрить товарища Ярослав Всеволодович. – Немного осталось… Туда, на избрание великого хана, толпы народа съехались, боярин Роман. С такой тьмой и нам не грех слиться. Говорят, тысячи с четыре послов будет.
– А каков он хоть окажется, тот хан? – бескровными губами прошептал боярин. – Ну, как похуже Батыя?
Ярослав пытался усмехнуться, однако и у него пересохли губы:
– Я слыхал, там не хан сейчас всему голова. Ханша, вдова Угедея[32], распоряжается. Говорят, если её милость заслужить, то и всё остальное само в руки придёт. Терпи, Роман Данилович, терпи!
Но боярин медленно оседал в седле, его глаза всё больше закатывались. Наконец он свесился набок и свалился бы на землю, не подхвати его князь. Ярослав, соскочив с седла, заглянул в потемневшее лицо боярина. Тот был мёртв.
Опустив тело на землю, князь наклонился, закрыл глаза товарища, выпрямившись, осенил себя крестом.
– Что делать-то станем, княже? – не в силах скрыть растерянность, спросил старший из его дружины, крепкий, загорелый до черноты воин Матвей. – До конца пути нам ещё три дня – не довезём ведь! Жара стоит. Что же – здесь схороним?
– Придётся здесь. – Голос Ярослава сделался хриплым. – Выхода нет. Земля твёрдая, а воды у нас совсем мало – полить нечем. Копьями будем комья разбивать. А из двух древков крест сделаем.
Похороны умершего задержали путников до наступления вечера, а вечером совершилось долгожданное чудо – прошёл дождь. Пополнив запасы воды, освежившись и проспав несколько часов, русские двинулись дальше.
На четвёртый день поутру перед ними, среди колеблющейся в жарком воздухе дымки, показались заросли кустов, а затем блеснула широкая полоса воды. Это блестела, изгибаясь дугой, оживляя влагой мёртвую степь, длинная и полноводная река Орхон. На берегах её два десятка лет назад свирепый завоеватель Чингисхан основал свою столицу – Каракорум.
То был громадный город, улицы которого состояли из сплошных шатров, богатых и победнее. На улицах толкалось множество людей, звучала самая разнообразная речь, от татарской до китайской. В разных районах, в зависимости от того, кто там жил, стояли самые разные храмы. Была здесь и небольшая православная церковь, и католическая, стояли буддийский храм и мусульманская мечеть.
