Сава не мог скрыть изумления:
– На тебя доносить? Но я так понял, что Карим-мурза – твой давний лазутчик. Соглядатай.
Эрих усмехнулся:
– Ну да. Но ты же понимаешь: если он мне доносит на своих, то и на меня донесёт. Предатель не может быть кому-то верен. А денег такому всегда мало. Значит, не я один ему плачу.
Разговаривая, они проходили мимо загона с несколькими десятками лошадей. Позади загона мелькнул свет, долетели чьи-то голоса. Русский и немец замедлили шаги. Эрих предостерегающе поднял руку, шепча:
– Это к кому же мой соглядатай с доносом-то побежал? Гляди, Сава, гляди! Узнаёшь его?
Фигуры двух мужчин, укрывшихся между лошадиным загоном и тёмным шатром, слабо освещал небольшой смоляной факел, который Карим-мурза прихватил из своего шатра. Его собеседник, человек лет пятидесяти в нарядно расшитом халате и парчовой головной повязке, пришёл на встречу без факела: скорее всего, его шатёр был неподалёку.
Сава, всмотревшись, решительно помотал головой:
– Не то что не узнаю. Даже не знаю. Нигде я его не встречал.
Эрих усмехнулся:
– Встречал! Только он облик свой часто меняет: сегодня – такой, завтра – этакий. Вспомни, как пятнадцать годов тому назад к Александру послы папские приезжали. Письмо привозили и предложение в веру католическую перейти. Помнишь?
– Помню, – удивлённо глянул на товарища Сава. – Как не помнить-то? Только вот не припомню, чтоб ты там тогда был.
– А я и не был. И не мог быть: я в то время уже был православным. Но знал, кто с тем посольством отправлен. Связи-то у меня остались. Среди папских посланцев и человек этот обозначился… Тихо! Нам их уже слышно, как бы и они нас не услыхали…
Разговаривая, они оказались уже почти вплотную к шатру, за которым укрылись Карим-мурза и его собеседник. Свет факела упал на лицо этого собеседника. Оно носило те же восточные черты, что и лицо Карима, но у незнакомца, в отличие от татарина, росла борода. Он слушал шпиона, чуть приметно кивая. А Карим говорил, заметно волнуясь:
– Говорю тебе: немец этот, византийский посол, подозревает заговор!
– Хотя бы и так! – на правильном татарском отвечал незнакомец. – Что он сделает? Расскажет хану? И что с того?
Карим в волнении жестикулировал сильнее обычного, огонь факела колыхался, тени метались по стене шатра.
– Ты не понимаешь, Мансур, не понимаешь! Если заговор направлен против князя Искендера и если хан об этом узнает, его гнев может быть страшен. Русский князь ему пока что выгоден.
Мансур покачал головой:
– А ты уверен, что это так, почтенный Карим? Уверен, что хан, даже если разгневается, станет искать заговорщиков? Они могут быть среди самых приближённых к нему людей. И, наконец: уверен ли ты, что этот заговор исходит не от самого великого хана?
Карим-мурза вздрогнул:
– Думаешь, он может?..
– Не знаю. А ты вообще уверен, что заговор против русского князя существует?
Карим ближе подступил к своему собеседнику:
– Я не уверен, но думаю, что это так. Похоже, что в этом уверен ты, Мансур! Вернее, ты знаешь это. Если так, то византийский посол тебе опасен. Он – друг Искендера.
Одна из лошадей в загоне заржала, нервно топчась на месте, вероятно, чуя чужаков.
Сава потянул Эриха за руку:
– Пошли-ка! Вишь, они насторожились – значит, ничего больше мы не услышим, а приметить нас они могут!
Друзья бесшумно пошли прочь от лошадиного загона.
– Ты так и не сказал мне, кто этот, которого соглядатай твой Мансуром называл… – прошептал Сава, убедившись, что их уже не могут ни увидеть, ни услыхать.
Эрих вновь усмехнулся:
– Сейчас он – Мансур и, надо думать, на службе у кого-то из мулюков. А при папских послах носил европейское имя и выдавал себя за итальянца. И греком был, и, Бог ведает, кем ещё. На самом же деле его зовут Манасия.
– Хазарин? – вскинулся Сава. – Иудей?
– Ну да, – ответил Эрих. – Лазутчик. Служит то тем, то этим, доносит всем и на всех и более всего норовит меж всеми раздор посеять. Вот и здесь он не случайно, и то, что Карим-мурза после разговора со мной к нему помчался, тоже неспроста… Он доносит только за деньги, а Манасия за просто так платить не стал бы… Идём, идём. К мурзе в шатёр вернёмся, покуда он не смекнул, что мы следили за ним.