Но вот деревья начали понемногу редеть, впереди забрезжил свет, на глазах превращавшийся в игру ярких красок, и Лиразель догадалась, что это сияют обрамленные цветами лужайки перед дворцом ее отца. И, достигнув их, принцесса увидела, что легкие следы, которые она оставила, выходя из ворот отцовского дома перед встречей с Алвериком, все еще видны среди распрямившейся травы, росы и серебристой паутины. По-прежнему горели в волшебном свете огромные цветы, за ними взблескивал и переливался дворец, о котором иначе как в песне и рассказать-то нельзя, а ворота дворца так и стояли чуть приоткрытыми. К ним-то и повернулась Лиразель, и король эльфов, услышав при помощи магии звук ее невесомых шагов, вышел навстречу дочери и уже стоял у дверей.
Все это бесконечное эльфийское утро король печалился о своей дочери, и когда они обнялись, Лиразель почти утонула в его длинной густой бороде. Вся магическая мудрость короля не мешала ему гадать о ее возвращении, все его руны не мешали тревожиться и тосковать по дочери обычной человеческой тоской, хотя он и принадлежал к волшебному царственному роду, чья власть за границами полей, которые мы хорошо знаем, не имеет предела. Но теперь его Лиразель снова была дома, и волшебное утро, воспламененное радостью короля, с новой силой разгорелось над лигами и лигами зачарованной земли, и даже на склоны Эльфийских гор лег яркий отблеск его торжества.
И, разжав объятия, король и принцесса вошли во дворец через мерцающие врата, и рыцарь-страж салютовал им мечом, но обернуться и посмотреть вслед Лиразели не посмел. Поднявшись в залу, где стоял выкованный изо льда и радуги трон, великий владыка опустился на него и усадил дочь к себе на колени, и тотчас же великое спокойствие снова снизошло на Страну Эльфов.
И долго — в течение всего вечного эльфийского утра — ничто не смущало этого спокойствия, ибо Лиразель отдыхала от забот Земли, а король сидел, бесконечно довольный тем, как все закончилось. Даже страж застыл в салюте со своим мечом, опущенным клинком вниз, и по-прежнему мерцал и переливался жемчужный дворец, и все вместе напоминало тихий мир безмятежного пруда, которого не достигает шум большого города, где чуть колышутся водоросли, блистают серебряной чешуей рыбы и дремлют в иле разноцветные ракушки, укрытые мягкими сумерками глубокой воды, которую никто не тревожил весь долгий и жаркий летний день. И покоилась вне времен Страна Эльфов; даже минуты и часы угомонились, как успокаиваются пенные струи водопада, когда мороз сковывает несущийся к обрыву поток, и над всей зачарованной землей, подобно бесконечному сну, вставали безмятежные, бледно-голубые пики Эльфийских гор.
А потом — как шум большого города, услышанный вдруг за щебетом птиц, как чей-то плач на детском празднике, как смех среди всеобщих рыданий, как пронзительный визг зимнего ветра в зацветающих садах, как волчий вой над долинами, где сбились для ночлега овцы — вторглась в грёзы короля эльфов тревога, и он почувствовал, как кто-то движется к ним через поля и холмы Земли. То был Алверик со своим мечом, выкованным из громового металла, и король эльфов уловил исходящий от клинка аромат волшебства.
И тогда король поднялся и, обвив левой рукой стан дочери, воздел высоко вверх правую, чтобы здесь, перед своим сияющим троном, установленным в самом сердце Страны Эльфов, произнести могущественное заклинание. Чистым, гортанным голосом прочел он рифмованное заклятие, сплетенное из слов, которых Лиразель никогда прежде не слыхала — какую-то древнюю магическую формулу, заставившую Страну Эльфов отступить, отодвинуть свои границы подальше от берегов Земли. И слова эти были услышаны всеми цветами, лепестки которых упивались их музыкой; их тягучая мелодия затопила лужайки, и весь дворец затрясся, завибрировал и вспыхнул еще более яркими красками, а заклинание понеслось над зачарованной страной дальше, к самым ее границам, так что даже заколдованный лес содрогнулся. А король эльфов все читал и читал свое заклятие, и вот уже среди безмятежных вершин Эльфийских гор зазвенели грозные, пронзительные ноты, и голубые пики заколебались и стали расплываться, словно на них вдруг наползла туманная дымка подобная той, что жарким летом поднимается над сырыми торфяниками и плывет в воздухе. И вся Страна Эльфов услышала, и вся Страна Эльфов подчинилась этому магическому приказу. Сам король с дочерью исчезли, словно дым очагов, что плывет над песками Сахары и тает над войлочными палатками кочевников — унеслись прочь, словно сны на рассвете, рассеялись в воздухе, словно тучи на закате; и, как ветер вместе с дымом, как ночь вслед за сновидениями, как жара после заката, исчезла вместе с ними Страна Эльфов. Так отступил зачарованный мир, оставив после себя лишь унылую равнину, наводящую тоску каменистую пустошь, скучную расколдованную землю. Но столь быстро было прочитано могущественное заклятие и столь поспешно подчинилась ему волшебная страна, что немало маленьких песенок, старинных воспоминаний, садов в цвету и кустов боярышника из памятных весен, подхваченных было стремительным отливом, оказались перенесены лишь на небольшое расстояние, ибо слишком медленно двигались они на восток, и эльфийские лужайки обогнали их и исчезли, а затем и сумеречная граница опередила эти драгоценные фрагменты прошлого, бросив их среди камней оголенного ландшафта.
