Увы, единорогов Чхве на экскурсиях не встречала – только помногу глазела на памятники, в том числе на позолоченную статую Ким Ир Сена, которой было велено поклониться. Чхве гордо сообщили, что изваяние «почти на три метра выше египетского сфинкса». (В том же году Пхеньян посетит китайский вице-премьер Госсовета Дэн Сяопин и, увидев сияющего золотого идола, выразит обеспокоенность тем, как тратятся пекинские деньги. Позолоту сдерут и заменят не менее сияющей медью.)
Еще Чхве возили по музеям. Музеи великий вождь обожал. Он их понастроил кучу – в Северной Корее есть даже Музей строительства Музея строительства метро. Большинство находятся в Пхеньяне – среди них Корейский музей искусств, где экспонируются исключительно полотна Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, – но в описываемый период несколько музеев строили в других провинциях – в том числе Музей американских военных преступлений в уезде Синчхон, до отказа набитый «исторически достоверными» живописными изображениями жестокостей американской армии во время войны 1950–1953 гг.: на этих полотнах американцы стреляют детям в головы, натравливают диких собак на невинных крестьян, заживо сдирают с людей кожу, жгут их на кострах, медицинскими пилами снимают им скальпы и гвоздями прибивают им на лбы плакаты с капиталистической пропагандой. Все американцы бледны, длинноносы, и глаза у них сверкают дьявольским весельем. Разумеется, ни одной фотографии в музее нет. Чхве возили в Музей Корейской революции, посвященный предкам Ким Ир Сена, и в Музей победоносной войны за освобождение Родины, где поведали, что Северная Корея выиграла Отечественную Освободительную, как здесь выражались, войну, и показали фотографии, на которых американские военные вывешивают белые флаги из окон грузовиков (снимали это во время первых переговоров о перемирии в Кэсоне, когда командование ООН поддалось уговорам Северной Кореи и прибыло на место с белыми флагами в знак мирных намерений). Потери Северной Кореи в музее преуменьшались, вражеские потери преувеличивались, а участие в конфликте Китая и Советов замалчивалось. Ближе к концу года Чхве свозили в только что отгроханную Ким Чен Иром Выставку дружбы между народами, которая открылась в августе и, согласно хвастливым заявлениям Центрального телеграфного агентства Кореи, была возведена всего за три дня. Для защиты от ядерного удара здание построили из освинцованного бетона; экспозиция состояла из даров, преподнесенных Ким Ир Сену зарубежными сановниками, «доказательств безграничной всемирной любви и уважения к великому вождю». В числе центральных экспонатов были пуленепробиваемый лимузин, присланный Иосифом Сталиным, бронированный вагон от Мао и чучело крокодила-официанта с чайным подносом, подаренное коммунистами Никарагуа. В дверях посетителей обыскивали солдаты с посеребренными автоматами, всем полагалось кланяться портрету Ким Ир Сена и надевать на обувь одноразовые бахилы, дабы не запачкать пол.
Воспитанием Чхве, как она это называла, занималась и ее куратор. Хак Сун превозносила великого вождя и его достижения, не закрывая рта. Каждый день звала Чхве к фортепиано – учить новые песни, прославляющие Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Вскоре приехали какие-то люди, попросили Чхве выступить по радио, сказать, что она добровольно приехала в Северную Корею, «под крыло великого вождя», – Чхве отказалась. Они на нее не давили – у нее сложилось впечатление, что они хотели скорее подольститься, чем запугать. В один прекрасный день в гостевом флигеле поселился человек, который в первый день забрал у Чхве загранпаспорт и удостоверение личности. Звали его господин Каи, и был он сотрудником Следственного отдела Министерства госбезопасности. Он объявил, что назначен наставником Чхве, и с того дня контролировал ее жизнь и надзирал за идеологическим перевоспитанием. Ей вручили трехтомную биографию Ким Ир Сена и велели читать вслух. Чхве спотыкалась, продираясь сквозь странные термины и витиеватое подобострастие.
– Старайтесь лучше, – сказал Каи.
– А нельзя почитать про себя?
– Нельзя. Читайте вслух.
