3. Пара почти новых домашних туфель черного сафьяна, в которые был обут Сечени во время самоубийства… Спрашивается: для чего они понадобились полиции?..
Не знаю, как объяснить это. Я не в силах настолько вжиться в образ мыслей полицейского чиновника. Конечно, вполне допустима такая ситуация: один из сыщиков украдкой сунул себе в карман сафьяновые туфли, а другой заметил, вот и пришлось включить в протокол. Хотя в таком случае происходит иначе: в кармане другого полицейского тоже исчезает какой-нибудь, по возможности плоский, предмет, скажем, дорогая бритва или серебряное зеркальце… Словом, этот пункт мне не понятен.
Тем понятнее причина изъятия еще одного предмета, поименованного в пункте 4 следующим образом:
4. Памятная медаль в честь Роберта Блюма[96], казненного в Вене в 1848 году. Работа медальера Дрентветта, Аугсбург, 1848.
Однако вздумай мы, приобщив этот факт к цитатам, выхваченным из многих его высказываний, сделать вывод, будто бы Сечени был революционером, мы ничего не добьемся. Лучше оценим Сечени по делам его: что создал этот раздираемый противоречиями человек — здесь, на бывшей разграничительной черте, на Дунае? Он сделал Дунай судоходным и пустил по нему пароходы, он перебросил через реку мост — достаточно прочный, хотя сам оказался не столь крепким и рухнул под непосильным бременем… Мы, отдельно взятые люди, можем быть лишь такими, каковы мы есть. Зато история способна творить с нами чудеса.
Среди множества завершенных и незаконченных рукописей Сечени отыщется немало страниц, при чтении которых у господ полицейских волосы встанут дыбом. Впрочем, нет, не при чтении — содержание прочитанного не открывает им ничего нового, но при докладе властям… К примеру, Сечени считает Наполеона III законным правителем в такой же степени — в такой же малой степени — как и его величество Франца-Иосифа I… А чего стоит следующее оскорбительное высказывание:
«Если Франц-Иосиф станет продолжать в таком же духе, он погубит Австрию вкупе с самим собою и своей династией».
А впрочем, предсказать распад империи и падение династии Габсбургов в 1858-м, то есть когда Сечени пишет эти строки, было не так уж трудно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да. Лорд Лофтус самолично наведывался в Дёблинг, и не раз.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Адам Кларк последний раз побывал в Дёблинге 3 января 1860 года, за несколько месяцев до смерти Сечени.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мне еще представится возможность доказать, что Кларк был в высшей степени порядочным человеком… А пока что мы расстанемся с Сечени, хотя, полагаю, и не окончательно…
Мы остановились на том, что цепи моста готовы. Но до завершения строительства еще далеко, и дело пойдет не совсем гладко.
4 сентября 1848 года, в тот самый день, когда Сечени удалился в Дёблинг, хорватский бан Елачич получил от императора одобрительный рескрипт и 11 сентября перешел венгерскую границу. Это событие, равно как и последовавшая за ним отставка независимого венгерского правительства означали новый этап революции, ознаменовавшийся жестоким поражением Елачича в битве 29 сентября.
Трус Елашич убегает в Вену,
Он мадьярского боится плену
[97].
Так оценивает ситуацию Петефи. Строители моста, как я уже упоминал, не опоясали себя в это время боевым мечом, тем не менее они вовсе не пребывают в идиллическом спокойствии.
В начале декабря австрийская армия приближается к Пешту, и Кошут призывает Кларка помочь: изготовить пушечные лафеты для защиты Комарома и передать строительный лес в распоряжение революционного правительства.
22 декабря революционное правительство берет на себя руководство строительством моста, а 30 декабря, поскольку гонведы[98] оставляют город, Кошут дает распоряжение, чтобы за переправой орудийных батарей и кавалерии присматривал кто-либо из технических специалистов.
Мост к тому времени уже годен для передвижения по нему. Дело лишь за декоративными деталями, перилами, фонарями. Кларк отказывается взять на себя ответственность, однако в технической помощи не отказывает. Отступающие революционные части беспрепятственно переправились по мосту, и мост без ущерба выдержал переправу. А вскоре по нему с грохотом прокатили семьсот двадцать орудий и прошли семьдесят тысяч солдат императорской армии… Мост выдержал и эту тяжесть. Однако весной 1849 года, когда революционная армия потеснила императорские войска, он подвергся смертельной опасности.
