Арафа насупился, слушая рассказ девушки, потом, пристально глядя на нее, многозначительно сказал:
— Никто не может чувствовать себя в безопасности, пока существуют футуввы!
Девушка ответила ему опасливым взглядом, пытаясь понять, что стоит за его словами, но согласилась: — Да, ты прав, никому от них покоя нет. Он помедлил, словно сомневаясь, продолжать или нет, потом сказал:
— Я заметил, как нагло Сантури смотрел на тебя. На лице Аватыф мелькнула улыбка.
— Господь ему судья. Арафа с подозрением спросил:
— Наверное, девушке приятно, если она нравится такому футувве?
— Он уже четырежды женат! — Что ему стоит жениться еще раз? На это девушка решительно заявила:
— Я возненавидела его с тех пор, как он обидел моего отца. И все футуввы таковы, у них нет сердца. Они взимают подати и гордятся этим так, будто совершают благодеяние.
Арафа оживился, услышав такой ответ, и горячо проговорил:
— Правильно, Аватыф! Как хорошо поступил Касем, когда уничтожил всех футувв, однако они появляются вновь, как ячмень на глазу.
— Поэтому–то мой отец и горюет по временам Касема. Арафа небрежно махнул рукой.
— Есть и такие, кто скорбит о днях Габаля и Рифаа, однако прошлое не воротишь.
— Ты говоришь так, — возмутилась Аватыф, — потому что не знал Касема, как знал его отец!
— А ты его знала?
— Мне отец рассказывал!
— А мне мать! Только какая от этого польза? Он так и не избавил нас от футувв. Моя мать сама стала жертвой их разбоя, и даже теперь, после ее смерти, они оскорбляют ее память!
— Правда?!
Лицо Арафы внезапно омрачилось.
— Поэтому–то я и боюсь за тебя, Аватыф. Футуввы угроза всему: и заработку, и чести, и любви, и миру. И скажу тебе откровенно: когда я увидел, как это животное смотрит на тебя, я убедился, что их всех необходимо уничтожить.
— Говорят, еще наш дед завещал нам это, промолвила девушка.
— Где он, наш дед?
— В Большом доме, — просто ответила Аватыф. Тихим голосом и без всякого выражения Арафа сказал:
— Вот так, отец твой рассказывает о Касеме, Касем рассказывал о Габалауи, мы все это слушаем, а видим лишь Кадри, Саадаллу, Аджаджа да Сантури с Юсуфом. Нам нужна сила, чтобы освободиться от них. А в воспоминаниях какой прок?!
Тут Арафа спохватился, что подобные разговоры омрачают его встречу с Аватыф, и полушутя–полусерьезно сказал:
— Нашей улице нужна сила, как мне нужна ты!
Аватыф ответила осуждающим взглядом, но Арафа улыбнулся и, смело глядя ей в глаза и уже не боясь нахмуренных бровей, заговорил:
— Молодая, красивая, добрая и трудолюбивая девушка за работой совершенно забывает о своем глазе, и он воспаляется. Она приходит ко мне за помощью, а оказывается, это я нуждаюсь в помощи.
Девушка поднялась.
— Мне пора уходить.
— Не сердись, пожалуйста, ведь я не сказал тебе ничего нового, ты же наверняка заметила, как я смотрел на тебя из окна. Холостяк вроде меня не может вечно жить один, да и дому его, заваленному всяким рабочим хламом, нужна хозяйка. Зарабатывает он достаточно и должен делить с кем–то свои доходы.
Аватыф направилась к выходу, и Арафа пошел проводить ее. В дверях девушка сказала:
— Будь счастлив!
Арафа стоял не двигаясь и тихим голосом пропел:
О луноликая, наполни чашу мне!
Прекрасней стана твоего нет на земле.
Переполненный счастьем и желанием работать, он вернулся в мастерскую, где застал Ханаша, поглощенного делами.
— Чем ты занят? — спросил Арафа.
Ханаш поставил перед ним бутылку и пояснил:
— Вот, готова и плотно закупорена, но нужно еще испытать ее в пустыне.
Арафа взял бутылку и попробовал, надежно ли пригнана пробка.
— Да, — сказал он, — испытаем ее в пустыне, чтобы никто ничего не увидел.
— Дела наши пошли на лад, и жизнь нам улыбается, так не будем сами ее портить! — с беспокойством заметил Ханаш.
Арафа подумал, что теперь, когда жизнь их устроилась, Ханаш стал дорожить ею, и эта мысль заставила его улыбнуться.
— Моя мать была и твоей матерью, — напомнил он. — Да, но она умоляла тебя не думать о мщении.
— Раньше ты смотрел на дело иначе.
— Пойми, нас убьют прежде, чем мы сумеем отомстить! Арафа снова засмеялся.
— Не скрою от тебя: я уже давно перестал помышлять о мести.
