Ворон, лениво взмахнув крыльями, слетел с валуна. Описав круг над головой Бориса, каркнул на прощание:
— Дур-рак! Кар! — Он полетел в том направлении, где обещали падеж скота.
— Глупая птица! — Борис рассек мечом воздух и неохотно спрятал его в ножны. — Он и вправду что-то сказал, или мне с бодуна почудилось?
— Дураком тебя обозвал, — ответил Оскар.
— Птицы иногда разговаривают, особенно те, которые живут долго, — подтвердил Иван.
— Попугай черный, — Борис мрачно посмотрел на валун. — Что теперь, жребий тянуть будем?
— Зачем тянуть? — возмутился Оскар. Он посмотрел на Ивана. — У нас дуракам дорога налево, — ободряюще улыбнувшись, положил руку на плечо младшему брату. — Не робей, Ваня, дуракам везет — народная мудрость.
— Я знаю, — глухо отозвался Иван.
— Не хочешь же ты показать старшим братьям, что боишься?
— Не хочу, но боюсь.
Старшие братья болезненно рассмеялись, громче смеяться не позволяли удары похмельного колокола, гудящего в голове.
— У тебя деньги остались? — практично осведомился Оскар.
— Немного, я ведь за вас в трактире заплатил.
— Молодец, давай сюда, — Оскар протянул руку. — Мне коня понадобится купить, я направо поеду.
Иван отдал тощий кошелек.
— Тебе все равно деньги не нужны, — Оскар улыбнулся.
— А мне куда ехать? — спросил Борис.
— Тебе, как старшему, почетная прямая дорога.
— Это где женатому быть? — Борис с подозрением посмотрел на среднего брата.
— Борис, ты солдат до мозга костей, неужели, если попадется баба, не справишься?
— Кто не справится? Я не справлюсь с бабой?
— Вот видишь, сам прямой путь выбрал. — Оскар с улыбкой посмотрел на братьев. — Ну что, братья-царевичи, разъезжаться будем? — Он повернул коня на правую дорогу. — До свиданья, Борис. Прощай, Иван.
— В следующий раз, когда увидимся, я на троне сидеть буду, — Борис воодушевлено развернул коня на свою дорогу. — До встречи, братаны. — Пошел! — он двинул Буяна пятками, конь поднял хвост трубой и резво помчался по дороге.
— Или под каблуком, — пробормотал Оскар. Оглянулся на младшего. — Видел, как старший резво начал? Прощай, Ваня.
— До свидания.
Оскар неторопливо поехал по дороге.
— Тише едешь — здоровее будешь, — бормотал себе под нос. Он в последний раз оглянулся на валун. Младший брат продолжал стоять над камнем, о чем-то размышляя. — Думай, не думай, а других дорог нет, — усмехнулся Оскар, вонзая шпоры в бока коня.
Через некоторое время дорога без следа растворилась в диком поле. Высокие травы доставали до конского брюха. Их желто-зеленые венчики от редких порывов ветра разбегались в стороны, подобно морским волнам, набегающим от горизонта в сторону распутья.
Иван выпрямился в стременах, приложил ладонь козырьком к глазам огляделся по сторонам. Травяное море начиналось из бесконечности и пропадало в бесконечность, не видно границ.
— И эти земли называются гиблыми? — царевич улыбнулся. — Наверное, только потому, что одному здесь можно умереть со скуки.
Вспомнилась утренняя обида, когда встал рано, хотел переговорить с каликой-гусляром, а его след простыл. Прохор сказал, что до зари ушел.
— Так и не успел с ним попрощаться, хотел спросить, куда путь держит.
— А он не скрывал, — сказал Прохор, — на свадьбы к царю Долмату торопится.
— Счастливой дороги думал пожелать.
— То же и он тебе передавал, сказал, что еще свидитесь…
— Если он сказал — значит, свидимся, — ответил Иван.
Царевич насвистывал песенку про Распутье, которую вчера услышал. Вспомнились слова:
И один я в поле и отважно
Жизнь завет, а смерть в глаза глядит
Черный ворон сумрачно и важно,
Полусонный на кресте сидит.
— Хорошая песня.
Высоко в небе над головой раздалось знакомое карканье.
— Привет, птица! — закричал Иван ворону. — Высматриваешь кого?
— Кар! Погибнешь, дуррак! Каррр! — Черная каркающая точка стала отдаляться.
Иван потрепал Сивко за гриву.
— Не бойся, друг, минуем гиблые земли, не затеряемся. — Конь согласно встряхнул головой, тихо заржал.
Вскоре на открытом пространстве стали попадаться заросли невысокого кустарника. С левой стороны он превратился в сплошную стену непролазных зарослей. Иван подъехал к зеленой стене, подле которой трава росла не так густо и высоко и Сивке легче было передвигаться.
