— Скоро отдохнешь, смотри, какая трава — высокая, сочная, только место для ночлега отыщем.
Впереди виднелась высокая и мрачная полоса смешанного леса.
— В лес не пойдем. Остановимся в березовой роще, огонек разведем, правда, Сивко? — Конь теплыми губами ткнул царевича в плечо, что-то фыркнул. — Вот и отлично, лес завтра пересечем.
Рубиновая маленькая капелька огонька дрожала среди деревьев, словно чего-то боялась. Иногда с лиловых протуберанцев срывались к небу искорки, с заветной мечтой превратиться в звезды, и мирно затухали среди высоких холодных березовых крон.
Рядом слышалось жизнерадостное журчание маленького родничка, бьющего из-под заросшего мхом валуна и убегающего в глубь рощи. В той стороне, откуда доносилось его журчание, вспыхивали бриллиантовыми и изумрудными россыпями огни светлячков, звенели цикады.
Иван сидел, упираясь спиной в старый березовый ствол, смотрел на огонь, шевелил его, пробуждая к жизни, палочкой, подкидывал лиловому другу-зверю дровяной корм. Настороженно прислушивался к ночным звукам. Пламя после очередной порции сухих веток выхватило серый бок Сивко. Конь смачно хрумкал травой, о чем-то вздыхал. Порой к постоянному ночному фону примешивался хруст валежника, непонятное щелканье, посвист, странные шорохи вблизи ручья — то ли смех, то ли плеск воды. В такие мгновения конь вскидывал голову, вглядывался во тьму, но не пугался, значит — не до ужасов.
«Летом серым корма достаточно», — подумал о волках Иван, вытащил из ножен меч, положил под руку. Неприятный осадок на душе оставил, объявившиеся в полночь тучи, заволокшие небо, проглотившие луну и звезды. Только дождя нам не хватало. В лесном мраке алым сердцем жило и билось пламя костра. Язычки пламени выхватывали из ночи небольшие фрагменты: голые пятки, ноги отдыхали от сафьяновых сапог; красное от пламени лицо Ивана с широко раскрытыми, чуткими глазами; часть толстого ствола; серый бок Сивко; торчащую из ниоткуда длинную березовую ветку.
Иван насторожился, вздрагивая всем телом, прислушиваясь и вглядываясь во тьму. В ту сторону, где было чистое поле. Кажется, где-то очень близко звучала песня. Неужели калика Иван?
Теперь же тишина другая:
Прислушайся — она растет,
А с нею, бледностью пугая,
И месяц медленно встает.
Все тени сделал он короче,
Прозрачный дым навел на лес
И вот уж смотрит прямо в очи
С туманной высоты небес.
О, мертвый сон осенней ночи!
О, жуткий час ночных чудес!
[4]— Да нет, такого не может быть, показалось, — пробормотал Иван. Песня исчезла, тишина поглотила её, будто ничего и не было. Мираж… — Да нет, откуда здесь калике объявиться. Скоро на свадьбе петь будет, у царя Долмата. Где его царство расположено? Хорошо сейчас сидеть среди гостей, мед, пиво, с усов утирать. Гости… Счастье, когда тебя окружают люди… — Иван плотнее укутался в плащ, от земли подбиралась ночная сырость и холод. Царевич подкинул в костер несколько старых сучьев. Костер жадно зарычал, словно собака, получившая кость, вскинул вверх огненные протуберанцы.
Глаза сами собой закрывались, жар играл на лице. Иван закрылся от пламени рукой, громко зевнул и поджал пятки.
Что-то зашуршало над головой, раздался треск, тут же заухало, и над костром и головой Ивана пролетела, выпучив желтые глазища, огромная сова.
— Угу! Угу! — разнеслось по лесу.
— Тьфу ты, ведьма, — выругался Иван, кладя меч на землю. — Чтоб ты в дерево врезалась.
— Угу! Угу!
— Ого! — заорало что-то или кто-то у ручья.
Сивко испуганно зафыркал, встал рядом с деревом Ивана, коснулся лица теплыми губами, словно пытался что-то объяснить.
Кто-то ходил кругом — трещал сухой валежник, слышался тихий смешок, покашливание.
— Кто здесь? — вооружившись мечом, Иван вскочил на ноги. — Эй, кто здесь?
Одновременно, затрещало со всех сторон, от невидимого ветра, зашелестели листья деревьев. С кроны — или с неба? — просыпалось, зашелестело, запищало над головой черное облако — летучие мыши.
— Кыш, твари! — Иван взмахнул мечом.
Черное облако пронзительно пища, хлопая крыльями, взметнулось в небесную темь. Сивко тревожно рыл копытом землю, косил по сторонам глазами.
