История Первого Болгарского царства - страница 49

885 г. стал поворотным пунктом в истории славянского христианства. В этом году в Моравии умер Мефодий, и вся его работа могла погибнуть. Иоанн VIII в конце поддержал миссионера, но Марин оставил его, а Адриан III и Стефан V продолжали выступать против Мефодия, убежденные ложными наветами Вихинга, католического епископа Нитры, и отказом Мефодия присоединиться к Риму в ереси, заключавшейся в искажении Никейского символа веры. Смерть Мефодия означала конец славянской литургии в Центральной Европе. Он назвал самого способного ученика, Горазда, своим преемником; но Горазд был бессилен против латинской и немецкой интриги, поддерживаемой светскими властями, например королем Святополком. Лидеры славянской церкви — Горазд, Климент, Наум, Ангеларий, Лаврентий и Савва — были захвачены и заключены в тюрьму вместе со своими последователями. Пока они находились в тюрьме, приговор был вынесен. Многие из младшего духовенства оставались в пленении; более видные были осуждены на бесконечное изгнание. Однажды этой зимой небольшая группа верующих, возглавляемых Климентом, Наумом и Ангеларием, была привезена под охраной к Дунаю, и там оставлена на попечение собственной судьбы[258].

Этой же зимой посольство от императора Василия посетило Венецию. Когда оно проезжало мимо палаток еврейских торговцев, внимание посла привлекли некоторые рабы. Он обнаружил, что они представляли славянское духовенство, проданное моравскими светскими властями за ересь. Он знал, что его господин интересовался такими людьми, поэтому он купил их и привез с собой в Константинополь. Василий был очень рад, принял их с честью и даже предоставил им приходы[259]. Некоторые отправились вскоре, вероятно, по воле императора, в Болгарию, снаряженные книгами по славянской литургии[260].

Но они не были единственными священниками, устремившимися в Болгарию. Климент и его последователи, спустившиеся к Дунаю, желали достичь этой страны, которая казалась им Обетованной землей истинной ортодоксальной веры. Вовремя они прибыли в Белград, большую приграничную крепость, где наместник, таркан Борис[261], радостно приветствовал их и отправил ко двору в Плиске. Прием хана был даже еще более теплым, чем таркана; Борис был рад видеть при своем дворе опытных и выдающихся славянских миссионеров, которые могли сделать его менее зависимым от греческого духовенства, в то время как императорское правительство, проводя свою альтруистическую политику, не могло возражать против этого. Аристократия двора последовала примеру своего монарха; чиновники государства поспешили предложить гостеприимство святым посетителям. Эсхач, сампсес, занялся Климентом и Наумом, в то время как Ангеларий гостил у некоего Чеслава[262].

Греческое духовенство в Болгарии было менее довольно сложившейся ситуацией. Его позиции не были очень сильны; Василий и Фотий ободряли славян. Но всегда существовала вероятность, что Василий и Фотий возразят и предпримут радикальные меры, если ситуация станет для византийцев слишком ненадежной. Греческое духовенство, однако, лишалось и этой потенциальной поддержки. 29 августа 886 г. император умер. Его преемник, Лев V, не выносил Фотия и сразу же сместил его; юнец восемнадцати лет, брат императора Стефан, занял патриарший престол. Лев, юность которого была горька из-за сомнительного происхождения и несчастливого брака, был равнодушным и ленивым государственным деятелем; он никогда не отбросил бы свои привычки, чтобы вмешаться в дела за границей. И патриарх, по своей неопытности, был таким же «сломанным тростником». Но у греческого духовенства была поддержка; сам Борис не желал возбуждать их неудовольствие. Ситуация представлялась ему несколько трудной. Низшие социальные группы Болгарии, славянские крестьяне, по-видимому, приняли христианство охотно, если даже не с энтузиазмом; но булгарская аристократия, хотя и ослабленная Борисом после восстания, снова выросла. Булгарскую знать, естественно презирающую новую религию, вряд ли могло поразить славянское духовенство. Ее могли удержать в благоговейном страхе греческие священнослужители, несшие на себе отпечаток величественной культуры и уверенности, иерархи, чей образ жизни был изыскан, а умы тонки, в отличие от грубого булгарского интеллекта. Он избрал единственный выход из данной ситуации: греческое духовенство осталось при дворе, а славянское было послано в качестве миссионеров в области государства. Вскоре, вероятно, в 886 г., Климент отправился принимать службу в Македонии.