Борис, любимый сын Михаил, был впечатлен, но не удовлетворен. Быть христианином оказалось более трудным делом, чем он думал. Хлынувшее в Болгарию греческое духовенство стремилось преподавать веру на греческом языке, что хорошо зарекомендовало себя среди славянского населения империи, но булгарское правительство было несколько обижено. Кроме того, многие из приехавших греков не занимали высокого положения; некоторые из них, не имея возможности получить хорошее назначение в церкви в самой империи, вынуждены были устремиться в поисках своего благосостояния за границу. Миссионеры других верований также участвовали в этом процессе. Вместе с греками в Болгарию прибыли армяне; некоторые из них, возможно, являлись обычными еретиками — монофизитами, но другие проповедовали гораздо более зловещие и чреватые последствиями взгляды — павликиане, чтобы посеять семя привлекательной веры в дуализм[209]. Тем временем на севере Каролинги, успокоенные новым союзом с Константинополем, послали немецких миссионеров, чтобы приобрести то влияние, какое могли в сложившихся условиях; и все это время папа Николай ожидал момента для вмешательства. Столь многие народы со своими убеждениями стремились помочь в становлении булгарской церкви, но ни один не был готов предоставить хану необходимое руководство, чтобы создать такую церковь, которая не слишком бы противоречила булгарским традициям и находилась под светским контролем.
Год христианства дал Борису новые знания. Он занимал теперь более сильную позицию — на северной границе установился мир, а мятежные бояре и голод в стране были побеждены. Однако хан сердился на греков. Власти в Константинополе обращались с ним как с обычным варваром и пытались держать булгарскую церковь под своим контролем, не позволяя передать ее под его власть — не позволяя даже назначить епископа. Так что Борис решил обратить свой взгляд на другую сторону. Борьба между папой и Фотием достигла своего кульминационного момента: Фотий, к своему ликованию, обнаружил, что папа согласился с чудовищной и непростительной ересью о двойном сошествии Святого Духа, и подготовил обвинение папы, чтобы пробудить негодование во всех истинных христианах[210]. Борис не имел четких взглядов о мистической сущности Троицы. С другой стороны, он понимал, что данный фактор может оказаться полезным в борьбе. В августе 866 г. булгарские послы, кузен хана Петр, Иоанн и Мартин, прибыли в Рим с богатыми и святыми подарками и просили папу от имени Бориса прислать епископа и священников. Они также представили ему список из 106 вопросов, ответ на которые желал получить их правитель[211]. Борис также, чтобы Рим не обманул его, направил подобную просьбу прислать епископа и священников в Ратисбон Людовику Немецкому. Людовик выполнил ее, но когда его духовенство прибыло, они обнаружили, что предлагаемые им места были уже заняты, и быстро вернулись в Германию[212].
Николай был в восторге, получив столь неожиданную поддержку. Он сразу же послал свое духовенство в Болгарию, снабдив его книгами, сосудами, одеждами и всеми атрибутами веры и назначив во главе двух своих самых способных легатов — Павла, епископа Популонии, и Формозия, епископа Порто. В то же время он отправил детальные, но тривиальные ответы на все вопросы, которые задал ему хан.
Ответы Николая представляют собой документ, значительно отличавшийся от изысканной, тонкой, теологической проповеди, посланной хану Фотием. Письмо папы было написано простым языком, дружелюбным и очень примирительным. Борис спрашивал о религиозной практике, как поститься и что носить в церкви, и являются ли более строгие формы воздержания, требуемые греческими священниками, действительно обязательными. Также хан спрашивал, как поступать с греком, который притворился священником и крестил огромное число невинных булгар, и нужно ли повторно крестить их? Борис даже спрашивал совета в делах гражданского права, например о штрафе за убийство, и в делах исключительно социальных: должен ли он продолжать вкушать свою пищу в одиночестве и что папа в действительности думает о его одеянии? Николай был весьма заинтересован в том, чтобы не накладывать слишком тяжкое бремя на новообращенный народ. Что касается воздержания, папа осудил многие из порядков, введенных греками. Он писал хану, что нет необходимости поститься каждую среду и пятницу, воздерживаться от купания в эти дни и отказываться от дичи, убитой евнухами, хотя он признавал, что нельзя есть животное, преследовавшееся христианином, но убитое язычником, или наоборот
