Торжествуя победу над давним противником, архиепископ Геннадий распорядился встретить обоз с еретиками за четырнадцать верст от города. Здесь всех осужденных переодели в вывернутые наизнанку одежды, усадили на коней лицом к хвосту, а на головы им водрузили разрисованные пляшущими бесами берестяные островерхие шлемы с мочальными кистями и надписью «се есть сатанинское воинство». В этом нашли отражение консультации архиепископа с посланником германского императора Фридриха III Георгом фон Турна и монахом-доминиканцем Вениамином относительно практики испанской инквизиции. Как мы видим, кое-что — а именно расписные колпаки — сочли возможным перенять.
Снаряженных подобным образом еретиков провезли по улицам Новгорода, после чего колпаки сожгли прямо на головах и разослали их в заточение по разным местам. Несмотря на то что никого из обвиненных в ереси не казнили, действо, устроенное архиепископом, произвело сильнейшее впечатление.
Но для московских «жидовствующих» тогда мало что изменилось. По крайней мере, политическая карьера дважды уличенных в приверженности к еретической секте братьев Курицыных совершенно не пострадала, а уж они, находясь «на самом верху», умели защитить и остальных «жидовствующих».
Секрет неуязвимости братьев Курицыных крылся в близости к князю Ивану, который привык доверять им. Они уверяли князя, что да, была ересь, ее разоблачили и уличили на соборе, но всех виновных выслали к архиепископу Геннадию и строго наказали, а в Москве еретиков теперь нет, а есть только книжники, увлекающиеся науками индивидуумы, которые кажутся невеждам подозрительными в части вопросов исповедания. Убеждать они умели, а старший из братьев, Федор Курицын, кроме административных и политических способностей был еще и наделен писательским талантом. Он один из первых написал книгу о знаменитом персонаже — валашском господаре Владе III Цепеше, известном под прозвищем Дракула, которое ему перешло от отца. Дьяк Курицын, выезжая в Венгрию и иные места по дипломатическим делам, самого графа Цепеша живым не застал — тот погиб в бою с турками под Бухарестом в 1476 году. Тем не менее восемью годами позже дьяк сочинил занимательнейшую повесть «Сказание о воеводе Дракуле». Кроме того, как и многие книжники своего времени, Курицын был незаурядным астрологом; он говорил князю, верившему в астрологию, что церковь вот и это занятие осуждает, но ведь как же оно интересно и сколько в нем пользы! Ведь хорошо же государю и его верным слугам знать все наперед, чтобы выбрать правильное решение! Ну а кому-то это может казаться ересью, вот и ропщут. Но стоит ли обращать на это внимание? Ведь многое из того, что открыто высшими силами избранным, остальным людишкам совершенно недоступно и не нужно им того знать, а потому и слушать их ропот не стоит. Коровы вон тоже мычат, когда их доят, что же, теперь и молока не пить?
Наконец наступил тот самый роковой 1492 год, на который был «назначен» конец света. Этого так ждали и так боялись, что не пахали поля, и от того пришел великий голод. Но это всем казалось пустяком — по сравнению с тем, что конец света не наступил. Еретики торжествовали, твердя открыто уже не только об ошибочности христианской хронологии, а о ложности учения вообще: «…в домех, на путех, и на торжище иноци и мирския, все сомневались и о вере пытали».
Зело возрадовавшись происходящему, «жидовствующие» совсем распустились, и первым показал пример митрополитеретик Зосима, который вел себя по меньшей мере странно. По поручению князя он принимал участие в составлении Пасхалии и сам исчислил даты празднования на двадцать лет вперед, писал поучения и назидания… Но тогда же он приказал убрать из своих палат иконы и кресты, распорядившись сначала свалить их «в нечистом месте», а потом и вовсе приказал сжечь. На митрополичьем дворе поселились гульба и пьянство, а сам Зосима показал себя еще и содомитом. Напившись, он говорил страшные для православного человека вещи: мол-де, Христос сам себя назвал Богом, а Пресвятая Дева не Богородица. Объявлял ложью Евангелия, апостольские и святоотеческие писания. Вопрошал: «Что есть Царство Небесное? Что такое второе пришествие? Что значит воскресение из мертвых?» И сам же отвечал: «Ничего этого нет! Умер, так, значит, и умер, по то место и быть!»