О чем они с охотой рассказывают нам, так это о битвах. Вот типичное описание битвы из записей моей дочери Уанды от 2:21 прошлого года, сделанное во время такого собрания в их хижине:
«СВИНКА (говорит на старке): Он убил трех братьев, не получив даже раны. Я никогда не видел такого сильного и бесстрашного воина. Руки его были по локоть в крови, а дубинка была расщеплена и покрыта мозгами моих братьев. Он знал, что покрыл себя славой, хотя ход сражения был не в пользу его племени. Dei honra! Eu lhe dei! (Я оказал честь! Я оказал ему честь!)
(Остальные свинки щелкают языками и скрипят.)
СВИНКА: Я пригнул его к земле. Он был могучим бойцом, пока я не показал ему траву в моей руке. Затем он открыл рот и запел, запинаясь, странные песни далекой страны. Nunca sera madeira na mao da gente! (Он никогда не будет дубинкой в наших руках!) (В этом месте все они запели песню на „языке жен“, один из наиболее длинных фрагментов из известных нам.)»
Заметьте, что для них это обычный пример — сначала говорить на старке, а в кульминационные моменты переходить на португальский. По размышлении мы поняли, что сами обычно так делаем, переходя на свой родной португальский язык в наиболее волнующие моменты.
Такое описание битвы, скорее всего, не покажется странным, когда вы прослушаете достаточное количество рассказов, чтобы понять, что они всегда кончаются смертью героев. Очевидно, им не нравятся легкие комедии.
— Либердаде Фигейра де Медичи,
Сообщение о межплеменных отношениях аборигенов Лузитании, «Труды о смешении культур», 1964/12/40
* * *
Во время межзвездного перелета заняться было особенно нечем. После выбора курса и выполнения перехода Парка единственной задачей было рассчитать, насколько близкой к скорости света является скорость корабля. Бортовой компьютер вычислил точную скорость и затем определил, сколько, в относительном времясчислении, должен длиться перелет до точки перехода Парка для возврата к управляемой субсветовой скорости. «Как секундомер, — подумал Эндер. — Включил, выключил, дистанция пройдена».
Джейн не могла загрузить сколько-нибудь большую часть себя в память бортового компьютера, поэтому Эндер провел восемь дней путешествия практически один. Способностей бортового компьютера вполне хватило на то, чтобы помочь ему освоиться с переходом от испанского к португальскому. На нем довольно легко было разговаривать, однако многие согласные отсутствовали, поэтому понимать его было нелегко.
Разговор по-португальски с компьютером-тугодумом начинал сводить с ума после одного-двух часов каждый день. Во всех прошлых путешествиях Вэл была рядом с ним. Не то чтобы они всегда разговаривали — Вэл и Эндер знали друг друга настолько хорошо, что зачастую им не о чем было говорить. Однако в ее отсутствие Эндера все больше стали раздражать собственные мысли; они не доходили до сути, потому что не с кем было ими поделиться.
Даже от Королевы не было никакого толку. Ее мысли были мгновенными; они передавались не синапсами, а филотами, которые не затрагивали релятивистские эффекты при движении со скоростью света. Для нее проходило шестнадцать часов на каждую минуту, прожитую Эндером — разница была слишком велика, чтобы он мог как-нибудь связаться с ней. Если бы она была не в коконе, то к ее услугам были бы тысячи баггеров, каждый выполняющий свою задачу и передающий в ее обширную память свои ощущения. Но сейчас у нее была только своя память, и за эти восемь дней заточения Эндер начал понимать ее страстное стремление к освобождению.
По прошествии восьми дней он уже довольно прилично говорил непосредственно по-португальски, вместо того чтобы каждый раз переводить с испанского. Он также соскучился по общению с людьми — он был бы даже рад поспорить о религии с кальвинистом, чтобы поговорить хоть с кем-нибудь умнее бортового компьютера.
Звездолет выполнил переход Парка; в неуловимый момент его скорость изменилась относительно всей остальной Вселенной. Или, скорее, согласно теоретическим представлениям, скорость всей остальной Вселенной изменилась, тогда как корабль оставался совершенно неподвижным. Нельзя было убедиться ни в том, ни в другом, потому что никто не наблюдал за этим явлением. Это было чьей-то догадкой, потому что никто не понимал принцип возникновения филотических эффектов; ансибл был открыт наполовину случайно, а вместе с ним и принцип мгновенности Парка. Пусть он был непонятен, но он работал.
