— Подойди, сын мой, подойди к своему отцу. Не бойся… Послушай меня и отвечай мне прямо, отвечай честно, не бойся! — выпалил г-н Фицек одним духом, и, когда восемнадцатилетний Отто испуганно посмотрел на отца, г-н Фицек заорал на него: — Не бойся, если я тебе говорю!
— Фери, — тихо прошептала жена.
— Не бойся, — повторил Фицек тихо и с болью в голосе. — Скажи мне, сын мой, сколько ты зарабатываешь?
Отто стал бледный, как стена.
— Не бойся! Если я говорю… скажи честно…
Отто опустил голову.
— Тридцать форинтов.
Фицек посмотрел на жену, в его взгляде был гнев и отчаяние.
— Тридцать форинтов? — сказал он. — Хорошо… Но почему ты сказал, что только двадцать пять? Почему ты обманул своих родителей?.. Своего отца, который горько мучается из-за тебя. Этого я заслужил? Рассчитай, сколько стоит содержание одного ребенка. И теперь, когда ты впервые хоть немного зарабатываешь в этом чертежном бюро, сразу же врешь, утаиваешь свое жалованье. Почему ты сделал это со мной, сын мой? — Г-н Фицек заплакал. — Все мои надежды рухнули… Я рассчитывал на вас, что вы будете опекать меня, будете мне опорой под старость… а ты уже теперь обманул меня!.. Что же дальше будет? Зачем тебе понадобились деньги, сынок?
Отто, потрясенный, слушал отца. Г-н Фицек впервые не вопил, впервые не поднял на него руки, а безутешно рыдал.
— Папа, — сказал молодой человек, — я взял пять форинтов… Но что же мне делать? Мне нужно немного денег, я уже молодой человек, не могу же я обходиться без гроша.
Г-н Фицек посмотрел на него сквозь слезы, лицо его исказилось.
— Не можешь? Кто это тебе сказал? Я мог обходиться? Когда я в двадцать лет был подмастерьем, в воскресенье покупал две сигары за шесть крейцеров и шел гулять по проспекту Андраши. Одна сигара на дорогу туда, и на обратную дорогу — другая. Шесть крейцеров на неделю. А ты взял на месяц пять форинтов. Почему ты не сказал? Почему ты соврал? Кто врет, того бог покарает, — рыдал г-н Фицек. — Тот негодяй, — и он показал на Мартона, — руку поднял на меня, ты деньги утаил… Что же дальше будет? Если вы уже сейчас ведете себя так…
— Папа, — сказал Отто, — я бы напрасно сказал…
— Что напрасно? Так кто же я? — вскинулся г-н Фицек. — Твой отец или разбойник?
Отто молчал.
— Деньги нужны? — снова закричал отец, — Скажи, сколько тебе нужно? Только не ври, этого я не переношу. Пять форинтов — много!.. Получай на месяц два форинта… Понял? А теперь знай, что у тебя добрый отец…
— Хорошо, — ответил Отто, — спасибо.
— Ты не благодари, а лучше пообещай, что будешь мне хорошим сыном, который не плюет своему отцу в глаза… Что, бил я тебя?.. Радуйся, сын мой, пока отец тебя бьет, только до тех пор ты и счастлив. Десятью ногтями выцарапал бы ты меня из земли… — И г-н Фицек снова заплакал.
Отто нагнулся и погладил щетинистый подбородок отца.
— Папа, не плачьте лучше…
— Ладно, сынок, — сказал г-н Фицек, смягчившись, и поцеловал сына в щеку, — ладно, ведь и ты прав: молодой человек не может обойтись без денег. Но почему ты не сказал? Сам я ведь не могу думать обо всем. Голова моя полна заботами. Ты думаешь, так легко всю ночь бегать в этом кафе и ради трех крейцеров чаевых глотать всякие обиды и капризы? Пять форинтов — много. Получишь два форинта. Ты доволен?
— Доволен.
— Тогда принеси свой ужин.
Отто вышел за ужином, а г-н Фицек подмигнул жене:
— Видишь, как я умею воспитывать?.. Уйдет из дому? Черта с два, не уйдет…
Позднее, когда вся семья сидела вокруг стола, г-н Фицек пришел в хорошее настроение.
— Ну что же, мне говорить нечего, — начал он, — сам я тоже не был послушным ребенком. Ремеслу учился у тринадцати мастеров. Но с меня примера вы не берите, — сказал он сыновьям, — не то я пощекочу вас.
Ребята смеялись.
— Папа, расскажите, — попросил Мартон, — как это было?
— Так вот как было… — начал г-н Фицек. — Но ты, сынок, не будь нахалом, а то хоть тебе и тридцать лет будет, я влеплю тебе в рожу… Словом, отец повез меня в Ниредьхазу. Мать завернула мне двое портков, две рубахи — мне тогда было двенадцать лет, — и отдали меня учеником к сапожнику, к Фергулю. Фергулем звали того сапожника… Берта, вели принести кружку нива, не жалей: в кои-то веки раз сижу я с сыновьями…
