И в эту минуту он решил больше никогда не делать таких вещей. Он пошел на место. И мгновение спустя уже забыл о происшедшем. Из окна стоящего напротив дома высунулась девочка и посмотрела на ребят. Мартон толкнул соседа.
— Девочка! — прошептал он.
— Где?
— Там.
Он опустил голову на учебник химии и тихо напевал, глядя на девочку: «Из-за тебя я бледнею».
Подошли выборы в кружок самообразования. Мартона выбрали председателем. Члены кружка собирались каждое воскресенье и читали сочинения и доклады на разные темы. Как-то раз Мартон добрался до научного журнала, в котором была помещена статья о солнечных пятнах. На следующей неделе на доске объявлений было написано:
К р у ж о к с а м о о б р а з о в а н и я
Заседание 8 ноября
1. Мартон Фицек — о протуберанцах.
2. Эрне Веребич — задачи критики.
3. Прения.
Председатель — Мартон Фицек
Секретарь — Геза Мартонфи
На заседании Мартон встал, дежурным учителем был как раз католический духовник, и стал читать доклад, слово в слово выписанный из научного журнала. Когда ему первый раз пришлось выговорить слово «протуберанцы», он чуть язык себе не вывихнул.
В голове у него сумятица, учение больше не дает радости: он стал беспокойным, с удовольствием слушает грязные разговоры старших учеников о женщинах и спрашивает, все спрашивает. Однажды после такого «просветительного» разговора он заявляет:
— Если у меня когда-нибудь будет жена, я вечером обниму ее и всю ночь не выпущу из объятий.
2
В одно весеннее утро Веребич поднялся на кафедру.
— У меня важное сообщение для класса, — сказал он. — Я основал газету. Она выходит еженедельно. Название ее: «Голос студента». Плата за чтение — крейцер. Писать в нее могут все. За большую статью плачу два крейцера, за маленькую — крейцер. Стихотворение — два крейцера. Главный редактор — я…
Мартон пошел домой, взял бумагу, и его охватила теплота, похожая на ту, которую он в первый раз испытал летом. Только эта была более ровной и спокойной. И он начал писать. Писал. Писал быстро, почти не думая. Когда было готово, прочел. Он очень удивился, что сам написал это. Снова прочел, переписал красивым, каллиграфическим почерком и почувствовал себя на незнакомой до этих пор ступени блаженства.
Холодный дождь в осенней мгле
Стучит по кровлям, по земле.
Ушло и лето, как весна.
Осталась людям грусть одна.
Ах, небо плачет много дней
Над мертвой радостью моей!
Она ушла, как милый сон.
Как солнечный лучистый сон.
Кружатся листья, над землей
Лишь вьюги стон да ветра вой.
Моя душа в немой мольбе
Зовет тебя, летит к тебе.
Ты изменила, ты ушла,
Ты вести мне не подала,
Но я молю и плачу вновь:
Верни мне прежнюю любовь,
Верни мне светлый, милый сон,
Мой солнечно-лучистый сон!
На другой день он передал стихотворение Веребичу.
— Я принес стихотворение. Вот!
Веребич надел очки и стал читать.
— Это не ты написал, — произнес он наконец.
— А кто же? — спросил Мартон обиженно.
— Не знаю, но не ты.
— Тогда давай обратно, осел! Вчера после обеда написал.
— Оставь, я проверю, — ответил Веребич строго. — Если писал не ты, так я надаю тебе. А если ты писал, то завтра заплачу тебе два крейцера.
И Веребич через несколько дней заявил, что хотя он и не может определить, кто писал стихотворение, но два крейцера все-таки заплатит. И газета вышла. Разукрашенными буквами было написано: «Осень. Стихотворение Мартона Фицека».
3
Господин Фицек грыз свои усы. Он сидел за столом и, бледный, ждал, когда вернется Отто.
«Неужели, — думал он, — рухнет и моя последняя надежда? Нет у меня бога, если он и это допустит. На что, на что я рассчитывал? На своих детей. И теперь получай!»
— Берта! — крикнул он на кухню.
Жена вошла.
— Ну, что ты на это скажешь? — проговорил Фицек голосом, полным отчаяния. — Теперь отвечай! Ты воспитала их. Я так его изувечу, что он костей не соберет!..
Берта с участием смотрела на мужа.
— Фери, ты не слишком торопись. А то он еще из дому уйдет, и тогда ты останешься ни с чем. Сначала узнай, почему он это сделал…
— Я уже поторопился, уже всему конец. Покарай меня господь! — И г-н Фицек спрятал лицо в ладонях.
Открылась дверь кухни, пришел Отто. Г-н Фицек содрогнулся.
