«И — что хуже всего — он ничего такого не говорит, за что его можно было бы оштрафовать», — подумал мастер.
— Ну ладно, ладно… Оставим эти споры. В вашем союзе все такие, как вы? — попытался пошутить мастер.
— Еще почище…
Калтенекер махнул рукой и вынул из кармана клапан. Откашлялся.
— Господин Новак, можно с вами толком поговорить?
— Со мной только так и можно… В чем дело?
— Нам срочно нужны две тысячи клапанов. Если бы вы остались на сверхурочную работу…
Разговор до сих пор шел по-немецки, но теперь Новак неожиданно ответил по-венгерски:
— Две тысячи клапанов? Сверхурочно? Можно остаться…
Калтенекер смутился и, коверкая язык, спросил:
— Почему вы ответили, фрейнд, по-венгерски?
— Речь идет о сверхурочной. Я хочу, чтобы и остальные сразу поняли, о чем мы говорим…
Мастер хотел уже отойти, но Новак окликнул его:
— Господин Калтенекер! Я надеюсь, вы не забыли, что сверхурочные — это не девятичасовой рабочий день…
— Сколько вы хотите? Только живо.
— Пятьдесят процентов надбавки.
Мастер сделал такое движение, как человек, которого сильно оскорбили.
— Это же невозможно! Я видел калькуляцию в дирекции: завод потерпит убытки.
Новак вытер испачканные пальцы, демонстративно положил тряпку на место, затем опустил руку на плечо мастера и равнодушно, слегка опустив губы, сказал:
— Смотрите, господин Калтенекер! Вы всегда говорите, что организованные рабочие — плохие люди. Так убедитесь, что это неправда: мы сделаем это в обычное рабочее время. Чтоб дирекция убытков не терпела…
— Но нам же надо срочно, — сказал мастер и отступил, чтобы освободить плечо из-под покровительственной руки Новака.
— А! Ну, это другое дело. Тогда полагается пятьдесят процентов.
— Возьмитесь сдельно…
— Это не очень-то желательно, но в виде исключения можно… Сейчас подсчитаю.
Новак взял мел и начал писать выкладки на инструментальном ящике: складывал, множил, делил и делал вид, что углубился в расчеты. Пробурчал что-то, стер некоторые цифры, снова начал писать… и думал в это время: «Вот теперь ты, фрейнд, запрыгаешь!» Когда весь верх инструментального ящика был исписан, Новак взял тряпку, все стер и громко сказал:
— По тридцати пяти крейцеров за штуку.
— Ведь до сих пор делали за двадцать четыре.
— Правильно. Точно.
Калтенекер моргал глазами.
— Что точно?
— Пятьдесят процентов. Даже крейцер уступил, не хочу, чтобы дирекция в убытке была.
— Не шутите, господин Новак…
— Знаете что, господин мастер? Возьмите завтра двадцать — тридцать новых токарей, и тогда не придется работать сверхурочно. Никто не потерпит убытков: ни я, ни вы, ни дирекция, ни остальные ребята. Мы знаем, что дирекция постоянно терпит убытки, потому завод и расширяют ежегодно.
— Здорово сказал! — послышалось со всех сторон.
Мастер снял шапку и вытер платком свой желтый лоб. Он хотел что-то сказать, но Новак пустил станок и, казалось, весь ушел в работу. Калтенекер снова надел шапку и, поглаживая бороду, пошел дальше. Остановился у станка, где работал Небель.
— Скажите, господин Небель, за сколько вы возьметесь сделать такой клапан?
— Такой клапан? — Небель повертел деталь в руках. — Паулик, дай-ка мне мелу.
И Небель, так же как Новак, начал складывать, вычитать, умножать, подчеркивать.
— Пятьдесят крейцеров.
Калтенекер прикусил губу и уставился на цифры.
— Но ведь Новак сказал — тридцать пять.
— Вот как! Этого я и не знал, господин мастер. — Небель стер цифры. — Если Новак сказал тридцать пять, тогда и я возьмусь за столько же.
…Об этом вспоминал сегодня утром Новак, пока грел кофе на спиртовке. Он громко рассмеялся:
— Ошибаетесь, господин Калтенекер: сверхурочно — и за обычную плату… как же!
Он выпил кофе, взял с собой обед и двинулся на завод сельскохозяйственных орудий.
2
Новак спустился с Фердинандского железнодорожного виадука. На улицах еще горели газовые фонари, на рельсах, под мостом, пыхтело несколько паровозов. С моста были видны заводы Андялфельда[8]. Гудели сирены, заглушая зимний ветер.
Новак вошел в кованые чугунные ворота завода. «Здорово! Здорово!» — слышалось отовсюду. Прошел по громадному двору, посмотрел на окна токарного цеха. Лицо его исщипали мороз и ветер, а теперь, когда он проходил мимо кузницы, ударила теплая струя воздуха. Войдя в цех, он увидел, что пришел одним из первых. Его встретила необычайная тишина. Маховики и ременная передача еще молчали. Новак разделся, повесил котелок, открыл ящик и из верхнего отделения вытащил рабочую шапку.
