В отделениях ящика аккуратно были разложены резцы, ключи, напильники, масленка, наждачная бумага, «рабочий листок», тряпка.
Маховик завертелся. Токари приходили и включали станки.
…Паулик, ученик токаря, понес закалить в кузницу четыре резца. Парень работал около красноглазого, вечно ворчавшего Небеля. Будто для того, чтобы смягчить его, поставили рядом с ним всегда смеющегося Паулика — с нежным, почти девичьим лицом и ярко-пунцовыми губами. Так и стояли у токарного станка хмурый, нелюдимый токарь и его жизнерадостный ученик.
Войдя в кузницу, Паулик приветливо улыбнулся кузнецу Шпрейцеру.
— Господин Шпрейцер…
— Пришел, Бела? — сказал Шпрейцер и положил резцы в огонь.
Зашипел воздух, проходя сквозь мехи. Тени кузнецов плясали по черной, с отсветами пламени, стене. Положили раскаленную ось на наковальню. Шпрейцер молотком выстукивал ритм, иногда и он ударял по искрящемуся железному валу, остальные двое в такт колотили. Паулик мурлыкал, подражая напеву кувалд: «Бом-бом-банг! Бом-бом-банг…»
«Банг», — всегда выговаривал молоток Шпрейцера. Красная ось все больше темнела и наконец почернела совсем.
— Споем что-нибудь? — спросил Шпрейцер.
— Конечно, господин Шпрейцер, — сказал Паулик.
Затянули какую-то длинную грустную песню. Паулик выводил тенором. Шпрейцер подпевал, остальные тихо мурлыкали себе под нос. Когда песня шла ладно, парень улыбался. Он пел:
Говорит ему мать:
— Пишта, сын, приди домой…
Паулик перевернул резцы, но вдруг песня застряла у него в горле: резцы искривились — пережег.
Шпрейцер подскочил, схватил клещи и один за другим вытащил резцы, сунул их в бак с водой, но уже ничего не помогало: сталь была как метеорит — дырявая, шершавая.
— Господин Шпрейцер, — спросил Паулик испуганно, — что же теперь делать? Пережгли…
Шпрейцер разглядывал резцы.
— Да, это беда. Чьи резцы-то?
— Небеля.
— Ну?
— Если бы не его…
— Скажи ему, что останусь после работы и откую другие.
Мальчик махнул рукой и понес пережженные резцы, как больных птенцов, в большом цехе остановился перед Небелем.
— Господин Небель, резцы…
— Пережгли?
— Да… Но сегодня вечером…
— Заткнись!.. Так-то ты заботишься о моих резцах!.. Балаж! — крикнул он ученику, работавшему на соседнем станке. — Дай в морду Паулику; только смотри — изо всей силы… Ну? Дашь или нет?
Паулик держал в руках резцы. Балаж стоял перед ним, но не поднимал руки.
— Не стану его бить, — сказал он.
— Нет? — крикнул Небель и, схватив обоих учеников за чубы, столкнул их головами, затем дал каждому по здоровенной затрещине.
Новак выключил станок и подбежал к ним. Он весь побледнел от гнева, даже губы его стали как будто тоньше.
— Что случилось, товарищ Небель? — спросил он, отталкивая мальчиков.
— Пережег мне резцы! — Небель пожал плечами.
— Ну и что же? Ты ведь член союза, а поступаешь как тридцать лет назад… Мы поговорим об этом в союзе.
Небель регулировал охлаждение резца. Секунду смотрел на Новака, потом быстро отвел взгляд и заворчал:
— Меня тоже били, и не сдох от этого.
Новак выключил станок Небеля.
— Ну и что, радовался, когда били? Может, за это мастеру руку целовал?
— Иногда радовался…
— Ну, тогда мы дадим тебе в зубы!
Небель стоял пристыженный, его красные глаза с ненавистью смотрели на Паулика.
Новак перебросил ремень с одного шкива на другой.
— И ты хочешь, чтобы они поддерживали нашу забастовку? Плевать захотят они на нас, если бить их будем! Вот клапан…
— Мне нужен резец, а он пережег его.
— И теперь ты не сможешь работать?
— Нет! — злобно крикнул Небель.
— Возьми в моем ящике: там лежат два резца.
Вокруг них собралось несколько токарей. Паулик заговорил:
— Господин Шпрейцер сказал, что вечером он откует четыре резца.
Небель опять едва удержался от пощечины.
— Вечером! Иди ты… Мне они сейчас нужны.
— Я уже сказал тебе, возьми мои резцы. Как будто ты никогда в жизни не сжигал резцов.
— Сжигал. Не твое дело!
Новак схватился за станок.
— Нет, мое дело! Тебе никто не давал пощечины.
— Это были мои резцы!
Новак совсем близко подошел к Небелю и посмотрел на него.
— Не твои были резцы, ты, сволочь! И эти и те принадлежат дирекции… Понял? Стыдись! Дирекцию пожалел?
