«Хоть бы любовь какую-нибудь… Она освежила бы меня. Возбудила бы к новой борьбе мою кровь. Какую-нибудь утонченную женщину, соблазнительную… какую-нибудь радость… Старею… Только бы эта ушла, надоела она мне! Что ей от меня нужно? Изощренная актриса… «И беру я твою руку, точно чужую, и часто гляжу в глаза твои, холодные, темные». Большие поэты Костолани и Бабич…[39] Какие страшные ветви у этого дерева! Волны… тихо… вдали от города… Только бы бессонница не мучила меня… Жизнь? Весна… лето… осень… Пришла уже осень. Какую-нибудь любовь!.. Ведь я даже не жил, в вечной суете забывал о жизни. Шесть недель… Нет! Еще осталось пятнадцать — двадцать лет. Надо убыстрить течение. Да… Я предупредил Нуши… Черт с ней!.. Шесть недель перерыва, да и, кроме того, я устал от нее. Мне нужны какие-то свежие впечатления, какие-то новые запахи, новые поцелуи…»
Ему приятна была мысль: «Новые запахи, новые поцелуи!»
Он совсем закрыл глаза. Увидел перед собой курорт, где в воротах или у главного здания мужчины и женщины смотрят, как въезжает коляска, и перешептываются: «Вождь социалистов…» И одна из них — хрупкая женщина…
Коляска въехала в ворота пансиона «Фазан».
Шниттер получил комнату во втором этаже. В комнате рядом с ним оказалась жена владельца химического завода, дама лет тридцати. Лицо ее напоминало Шниттеру кого-то, но он никак не мог вспомнить кого. Уже в первый вечер, за ужином, молодая женщина бросала ему нежные взгляды. Лицо ее было так наивно, как будто она не только не знала мужчин, кроме своего мужа, но даже собственного мужа и то не знала. После ужина он искал ее, но не нашел.
На другой день Шниттер гулял по дорожкам сада. На одной из скамеек сидела та женщина и читала. Когда Шниттер прошел мимо нее, она подняла голову и улыбнулась. Глаза у нее были голубые, словно бледное осеннее небо отразилось в двух овальных зеркальцах.
— Что вы читаете, сударыня? — спросил Шниттер.
— «Восстание ангелов»… Присядьте, пожалуйста.
— Если вы позволите… Значит, вы, сударыня, любите такую прогрессивную литературу?
— Да, — улыбнулась дама, и Шниттер не мог определить, что затаилось в ее улыбке, вызов или наивность. — Мне кажется, — продолжала она, — что и вы не против прогрессивной литературы?
Шниттер сел. Начался оживленный литературный разговор. Шниттер старался привести как можно больше цитат из отечественной и иностранной литературы. Но собеседница не обращала внимания на его цитаты. Тогда Шниттер перешел к менее классическим высказываниям. Он уже не пояснял, чьи это слова, а произносил их так, как будто только что придумал их. Дама смеялась над некоторыми изречениями, а иногда щурила глаза, как будто искала кого-то. Потом они встали и направились к теннисной площадке.
— Вы знаете, — сказал Шниттер, — ведь я знаком с вашим мужем, господином Хельвеи.
— Каким образом?
— Я бывал вместе с ним на заседаниях дирекции страховой кассы… Вы, сударыня, играете в теннис?
— Нет. А вы?
— Когда-то играл, и говорили, что неплохо.
— Так поиграйте. Я посмотрю… Добрый день, Буби! — поздоровалась дама с загорелым, мускулистым юношей лет семнадцати — восемнадцати. — Познакомьтесь: господин Геза Шниттер…
У юноши только что начали пробиваться усы. Шниттер, снисходительно улыбаясь, пожал ему руку.
Они вместе пошли на теннисную площадку. Дама села в качалку.
Шниттер сперва вернулся в комнату, надел теннисные туфли, затем снова вышел на площадку, и они начали играть. Молодой человек играл небрежно. Шниттер бегал, стиснув зубы, сердце его бешено колотилось. Дама смотрела на игру. Иногда, когда Шниттер безрезультатно гнался за мячом, ловко летящим над самой сеткой, и не настигал его, дама особенной улыбкой награждала напрасные усилия Шниттера. Он нее больше волновался. «Этот щенок мог бы дать мне хоть одну партию… Нехорошо…» В конце Буби налег на игру со всей энергией, и мячи летели резко, как пули. Шниттер только отстранялся от свистящих мячей. Он проиграл все партии.
— Прикажете продолжать? — спросил его юноша.
— Нет! Благодарю вас.
Шниттер пошел в свою комнату переодеться. Он сильно вспотел. Потом они гуляли втроем. Шниттер старался уравновесить свое поражение блистательными рассказами, и во время его некоторых острых замечаний дама прижималась к его руке.
