— Она познакомилась в Английском парке с графским сыном, и у него очень много денег…
Перед Мартоном весь мир потемнел. «Графский сын», — бормотал он. И поверил всей этой истории. Читателя мы убедительно просим не верить в графского сына. Пусть читатель будет умнее одиннадцатилетнего мальчика и десятилетней девочки. Во всем этом не было ни слова правды. Девочка в театре наслышалась о графских сынках и затвердила это. А Мартон поверил.
Тогда они как раз учили стихотворение Томпы «К аисту», и Мартон переписал на бумажку две строки из него:
Тебе судьбой две родины даны.
У нас одна, и той мы лишены.
И подписал: «Вместо родины читайте другое слово». И через Беллу передал Манци записку. Он думал, что Манци выйдет к нему во двор и скажет: «Мартон, я передумала, я не буду женой графского сына. Я буду твоей женой, потому что ты очень умный». Но вместо этого он снова встретился только с Беллой, которая сказала ему, что передала записку, но что ни она, ни Манци не знали, какое слово читать вместо «родина».
«О господи, а ведь это так просто!..»
Потом пришла зима, и он почти не видел Манци. По вечерам Мартон глядел в окно и думал, что лучше всего было бы покончить самоубийством.
…А теперь он грустил. Придя в класс, сел на свое место и уставился в окно. Начался урок. К обеду солнце прорвалось сквозь туман и усталыми лучами осветило стену дома, стоявшего напротив.
Был урок пения. Мартон от всего сердца пел:
Роскошный сад в долине фей
Расцвел перед рассветом.
Кусты пылали надо мной
Жемчужным ярким светом.
Цветами огневыми
Осыпьте, розы фей, меня,
И пусть безоблачная жизнь
Приснится мне над ними.
«Ах! — размышлял он, глядя на солнце. — Жизнь? Какой-то будет моя жизнь? Если вырасту…»
Грустное чувство неуверенности охватило Мартона.
— Встречусь ли еще с Манци?.. — прошептал он.
Он завернул книги и отправился домой. Всю дорогу высматривал, не появятся ли где-нибудь золотые волосы. Но золотых волос не было нигде.
Туман поднялся, по улице сновали люди.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА,
в которой будет рассказано о беспомощном гневе Шниттера и об истории одной девочки
1
Гезе Шниттеру исполнилось сорок лет. Лицо его все еще было красиво, поредевшие волосы не седели, тело не потеряло своей упругости и стройности, но в свободные минуты он все чаще читал стихи о бренности бытия — и все больше чувствовал, что его мечты о всеобщем избирательном праве и о министерском кресле осуществятся слишком поздно.
Он снял комнату в пансионе Прохладной долины, чтобы провести там шесть недель отпуска — вторую половину октября и весь ноябрь.
В пансионе Прохладной долины собирались разные люди, молодые и старые.
Шниттер взял с собой план своей брошюры «Избирательное право и венгерский рабочий класс» и решил, что будет отдыхать и писать.
Вдоль широкой улицы, ведшей к Прохладной долине, стояли ряды пожелтевших платанов. Шниттер попросил кучера ехать медленнее. Он зажмурился, чтобы блеск трепещущих листьев, озаренных осенним солнцем, процеживался сквозь сетку ресниц, и стал бормотать какое-то стихотворение:
Как тот, кто чувствует, упав на рельсы,
Колес горячих лязгом оглушен,
Что здесь обрыв, что кончен жизни сон, —
И тысячи невиданных картин
Пред ним проходят в этот миг один.
Он вздохнул.
«Шестнадцать лет борьбы… а мечты все еще остаются мечтами. Кто я такой, в сущности? «Страшный» вождь народа, заместитель редактора «Непсавы», директор страховой кассы. Большой путь, ничего не скажешь, но не к этому я шел». И снова строчки стихов прерывали его мысли:
Кто на венгерской земле рвется к великой судьбе,
Тот искалеченным приходит к ночи.
«Страшный?.. Но разве есть человек, который умел бы так ценить красоту жизни, как я? Разрушитель!.. Разве есть человек, который так желал бы сберечь все существующее, как я?.. Социал-демократическая партия — клапан на котле. Чтоб его не разорвало паром. И этого они не понимают… Да, буржуазия ленива, рыхла, соглашается на компромиссы с помещиками… Осень. Мне исполнилось сорок лет. Я немного устал…»
«Жизнь грязна, небытие лишь чисто».
Коляска мягко катилась по опавшим листьям, уже видна была Эржебетская башня.
