Рошта упорно молчал. А деревня мирно золотилась за окном, внизу в долине.
Новак откашлялся, торопясь сказать, что они не боятся законов, но игумен предупредил его и снова заговорил еще более мягким и ласкающим голосом:
— Доброе дитя мое, ты подумал уже? Может быть, помочь тебе в чем-нибудь?
Лайош Рошта не спеша поднял голову и, смотря на золотой крест, висевший на груди игумена, ответил равнодушно:
— Мы уже подумали, милостивый отец игумен. Мы уже подумали. Нечего больше думать.
Новак бросил взгляд на товарища. Лицо игумена нахмурилось. Старый монах тоже забыл об улыбке.
— Подписали вы договор?
— Подписали.
— Почему же вы тогда не отказались? Зачем же подписали тогда, если сейчас нарушаете его?
— Потому что заключили его, воспользовавшись нашей нуждой.
— Нарушителю договора по закону полагается четыре недели тюрьмы.
— Мы это знаем, отец мой. Посадите нас, пожалуйста.
— Но ведь у меня зерно посыплется из колосьев! — вспыхнул игумен и правой рукой ударил по Иисусу, болтавшемуся на груди. — Зерно посыплется…
— И это мы знаем, милостивый отец игумен, — сказал Лайош Рошта, ничуть не изменив голоса.
Игумен повернулся к нему спиной. Его левое плечо нервно подергивалось.
— Я попрошу из Хаймашкера двадцать вагонов рутенов[22]. Можете идти.
«Вагонами считает! Здорово!» — мелькнуло в голове у Новака, и лицо его залилось краской гнева.
Когда они шли обратно, на Лайоша Рошту сыпались вопросы, но он отмахнулся: «Всем сразу скажу». И на лугу рассказал постепенно успокаивающимся жнецам обо всем разговоре.
— Святой отец игумен, у которого двести тысяч хольдов земли, предупредил, что посадит в тюрьму на четыре недели всех, кто нарушит договор. Ну, вот и все, что хотел сказать милостивый игумен крестьянам. И еще то, что он заказал двадцать вагонов рутенов из Хаймашкера. Кто передумал, пусть скажет. — Лайош Рошта втянул кончик усов в рот и огляделся. — Никто?.. Ну, тогда все в порядке.
…После обеда двадцать жандармов погнали жнецов к исправнику, и тот сообщил им, что им всем присудили по две недели тюремного заключения за нарушение договора и что двести человек, в том числе и Лайош Рошта, немедленно должны двинуться в Дёр, где их посадят в тюрьму. Новака арестовали ночью, сообщили ему решение суда и тут же посадили в поезд.
9
В Дёре получилась странная история. Уже когда они шли мимо села Нюля, Рошта и двести жнецов встретились с другими арестованными отрядами жнецов, тоже шагавшими в Дёр. Все шумно приветствовали друг друга.
— Эй, народ, куда?
— В Дёр.
— Что там делать будете?
— В тюрьму идем, отдыхать.
— Это хорошо, мы тоже.
Бастовали в имении Эстерхази, бастовали в поместье крупного еврея-арендатора Хершковича, на землях Венкхейма и в других местах. По всему краю. И жандармы отовсюду гнали нарушителей договора для отбытия двухнедельного наказания.
Начальник тюрьмы рвал на себе волосы и звонил по телефону:
— Господа, умоляю вас, не посылайте больше крестьян! Что я буду с ними делать? Моя тюрьма на двести мест, набил я в нее уже шестьсот человек, и перед тюрьмой тысячи полторы крестьян ждут, чтобы их посадили. Куда к черту я их дену? Не шлите больше! Весь город хохочет надо мной!
Отряд Лайоша Рошты прибыл в Дёр, и вскоре выяснилось, каково положение. Люди разместились на площади перед тюрьмой, где больше тысячи крестьян устраивались на ночной отдых. Жандармы некоторое время стояли, вахмистр вертелся в замешательстве: что теперь делать, кому передать арестантов? Начальник тюрьмы выгнал его, сказав, что он две недели не примет ни одного воробья, даже ни одного колибри. Тогда жандармы оставили арестантов и уехали обратно в Панонхалом.
Вечером несчастный начальник тюрьмы хватил палкой по голове своего жандармского вахмистра, который по приказу шахтного управления привел двадцать пять шахтеров за «подстрекательство к забастовке идущих на работу».
— Они, видно, хотят меня совсем скомпрометировать! — задыхался начальник.
Ночью жнецы, ждущие ареста, затянули песню и хором кричали:
— Посадите нас!
— Что же такое? Посадите нас! Мы на это имеем право. Давай харчи!
Собралась полиция маленького городка, столпилось пробужденное от сна население, глядя на поющий лагерь.
