Короткая мудрость правит словом Остромова — так и скажет он своим старейшинам. Вознёсся старец велеречивый гордостью своею над иными, и сердце его, и мысль его пленены слишком земными желаниями. Волхвы же — избранники богов — должны уметь сеять добро не только во имя живота своего и своих кровных... Беда, коль мудрый муж становится сытым и довольным собой...
От печальных раздумий Добрина оторвала песня. Она звучала то далеко, то будто совсем близко. Так близко, что вошла в его сердце вместе с высоким девичьим голосом:
Месяц ясный, месяц тихий! Освети нам вновь тропинку,
Чтобы мы не заблудили и венок не потеряли.
Наш веночек красный — словно месяц ясный,
Ещё выше он плетня и дороже злата!
Ещё выше он горы да яснее он зари!..
Добрин вскочил на ноги. Неужто это её, Радкин, голос поднимается к звёздам? Неужто она ещё поёт девичьи песни? Пять лет тому назад услышал он здесь впервые этот голос. Но тогда ему было только шестнадцать вёсен... И не ведал он ещё, что в душе человека нет ничего более волнующего, чем звучание чистого звонкого голоса...
С тех пор он помнил Радку. Может, потому нынче и согласился снова приехать в Лепесовку, к Остромову.
«Месяц ясный, месяц тихий! Освети нам вновь тропинку...»
Пусть поспит немного Власт. Пусть наберётся силы и бодрости. Скоро он его поднимет — и подадутся они вдвоём к тиверцам. Но, может, им заехать к Радке? Забрать её с собой? Почему бы и нет — он ещё успеет переброситься словечком с девушкой. Утром волхв огласит: Добрин умыкнул девицу, яко дикий деревлянин или сиверянин. Почему не попросил её в жёны у старейшин, у отца-матери? Дулебки с радостью идут замуж за полян и за росичей — у тех одна жена, и почитают её, как единую мать своей семьи.
Но разве у Добрина есть хотя бы день? Нет и полной ночи. Должен торопиться...
Дядька Власт на своём веку наверняка не одну жену умыкнул с игрищ. Он поможет ему забрать Радку. И это не будет отступничеством ни перед своими богами, ни перед своим родом.
Добрин подошёл к лошади, снял путы с ног, вскочил на неё и двинулся к Лепесовке.
Молвили, что род росичей происходил от полян. Когда-то в древности он поселился на берегах тихой и приветливой речки, катившей свои воды через росистые луга. От этого — Рось. Нынче же этот род разросся в большой хлеборобский народ.
Могучий покровитель его — Род, которому поклоняются все боги неба и земли, который дарит жизнь всему живому, который пашет землю сохой или плугом и орошает её дождями, — был щедр к росичам. На густых сочных травах паслись тучные стада. Род был щедр и к людям — пахарям дарил здоровых жён, и те рожали крепких смышлёных детей. Из них вырастали умелые хлеборобы и отважные воины. Сызмальства их приучали умело держать рукоять плуга и тяжёлый двуосечный меч.
Так рассказывали уличане о росичах. Будимир всё это припомнил, когда увидел первые нивы со жнивьём. Росичи уже свезли весь хлеб в стодолы.
Над землёй вставало ясное утро. Солнце щедро рассыпало мириады серебристых капелек, оседавших росой на траве, листьях... Куда ни бросишь взгляд, везде блеск утренней росы... сияние высокого неба... сияние бесконечности, от которой и сам становишься будто выше, чище, светлее...
Будимир напоил Одара. Двух коней загнал в дороге. Теперь этого берёг пуще, нежели себя.
Стоял, высматривал место для переправы. Градки и селения росичей на противоположном — левом берегу... Правый берег сливается с небезопасной Степью, граничащей с днепровской поймой и Великой Улучиной.
Иссушенный ветрами, обожжённый солнцем широкий простор степи начинался от берегов Понтийского моря[116], которое ещё называлось Русским, а на восходе солнца соединялось с бесконечными раздольями каспийских равнин. Оттуда, из глубин никем не виденных ещё азиатских пространств, Степь всегда исторгала волны кочевников. Будто океан в бурю накатывал свои валы, так и Степь гнала эти орды по равнинам на запад.
Поэтому извечно племена славянской речи боролись с кочевой Степью. Многочисленные её орды с копьями, луками, иногда с мечами в руках не знали никакого иного занятия, кроме войны.
Народы-пахари, земледельцы, жившие в Поднепровье и в припонтийских степях, всегда были теснимы и разоряемы кочевниками. Потому они и отодвинулись с восточного, левого берега Днепра на север — в полосу лесов и лесистых рек, на правый берег.
