— Я предвидел подобную возможность, — произнес Стэнтон, — но не хотел в это верить, тем более что с Салли это у него не прошло бы. Она не позволяла ему гипнотизировать себя.
— Вернеке пустил в ход оружие. — Я показал на торшер, прежде стоявший в спальне у Салли. — Я имею в виду абажур. Снаружи на нем медная фольга, изнутри алюминиевая, целлулоид между ними служит как диэлектрик. Все вместе действует по принципу лейденской банки.
— У Дикки есть такая.
— И генератор, чтобы заряжать ее. Вернеке съездил с этим прибором в квартиру Салли, когда она отсутствовала, и зарядил абажур. Заряд был слабый и здорового человека мог лишь испугать, но Салли еще раньше предупреждали по телефону, будто ее хотят убить марсиане. Вернеке, учитывая больное сердце Салли, не сомневался, что любой неожиданный шок ее скорее всего убьет. В ту ночь она хотела почитать перед сном и поправила абажур, чтобы свет был ярче. Для этого Салли, естественно, взялась за него с двух сторон. Разумеется, Вернеке не мог быть уверен, что она станет поправлять абажур в ту же ночь, и позвонил ей, чтобы удостовериться. Когда вместо Салли ответил я, он повесил трубку.
— Вернеке подарил Салли торшер на день рождения, два месяца назад, — мрачно заметил Стэнтон. — Видимо, тогда уже все спланировал.
— Он спланировал это, как только геолог сообщил ему про уран, — пояснил дядя. — Убив геолога и подделав отчет, Вернеке стал ждать случая, чтобы разделаться с девушками. Это, между прочим, могло сойти ему с рук, если бы не их «предчувствия». Про Салли я понимаю, Эд, ей звонили, но почему Дороти решила, что предстоящая ночь для нее опасна?
— Установка, полученная от Вернеке под гипнозом, могла как-то просочиться с бессознательного уровня на сознательный, и смутное предчувствие чего-то дурного заставило Дороти обратиться к нам. Вернемся, однако, к Салли: абажур я должен был заподозрить сразу из-за его необычности, но этого не случилось. Я сам трогал его, однако ничего не почувствовал, потому что конденсатор уже разрядился полностью. И был в полном тупике, пока не увидел лейденскую банку в лаборатории у Дикки.
Мы помолчали, и дядя Эм встал.
— Подождите, пожалуйста! — попросил Стэнтон и вручил нам еще одну тысячедолларовую купюру. — Вот ваш обещанный гонорар, но, пожалуйста, сохраните это в тайне. Жена о тех четырех тысячах ничего не знает. Я отложил их на черный день.
— Секретность мы вам гарантируем, мистер Стэнтон, — заверил дядя, пряча деньги в бумажник, — но миссис Стэнтон тем не менее ждет шок.
— Тут уж ничем не поможешь. На похоронах ей стало плохо, и я отправил ее отдохнуть к родственникам в Уиннетку — с ними она и уехала. Я рад, что жена не присутствовала при всем этом.
Мы пожали ему руку и отклонили его предложение выпить. Выпить хотелось, но не здесь. Я мечтал поскорее выйти в прохладную ночь и забыть о случившемся.
— Положим эту красавицу в сейф, к подружке, — сказал дядя, когда мы поймали такси, — а завтра отнесем обе в банк. В Денвере я обналичил чек, и около двух сотен еще осталось — на вечер хватит. Надо отметить окончание расследования, как думаешь?
— Пожалуй, — без энтузиазма ответил я.
Мы зашли в офис и спрятали вторую тысячу в сейф. Когда уже уходили, зазвонил телефон, и Баскомб сообщил хорошую новость: услышав, что подделку и первое убийство можно легко доказать, Вернеке раскололся по полной.
После нескольких порций спиртного мне полегчало. Процесс шел по нарастающей: часов в десять дядя решил сыграть в кости, а я позвонил Монике и рассказал ей об успешном раскрытии нашего дела. Знаю, что уже поздно, добавил я, но ведь завтра ей больше не надо идти на работу.
— Я за тобой заеду, если у тебя нет дурного предчувствия на сей счет?
— Вообще-то есть, Эд, но не очень плохое. Рискнем.
Мы рискнули, и ничего страшного с нами в эту ночь не случилось.
