— И в марсиан верит, так ведь?
— Но если он хотел поручить нам расследование, почему не сделать это открыто?
— То же самое относится к Стэнтону, но это точно кто-то из них, Эд. Кто же еще? И у него есть какая-то причина держаться в тени.
— Ладно, так и будем пока считать.
— Вот-вот. Тут у нас штука баксов, парень — в американской валюте, не в марсианской. Сигару прикурим от нее или как?
— Этично ли брать дело и гонорар за него, не зная, кто наш клиент?
— А почему нет, если дело честное? Что честнее расследования подозрительной смерти, которая может оказаться убийством? В общем нет, в банк деньги пока класть не будем, — добавил он. — Если возьмемся за данное дело — а мы, полагаю, уже взялись, — то, вероятно, выясним, чья это тысяча и почему ее обладатель предпочел вручить нам деньги анонимно. И не захотим оставить деньги у себя, когда выясним. Спрячем в сейф, и пусть себе полежит. Это не означает, что мы приняли тысячу, и не означает, что отказались.
Сейф достался нам вместе с офисом. Получив его бесплатно, мы потратили пару баксов, чтобы поменять комбинацию цифр. Хранилась в нем мелочь на повседневные расходы и те немногие бумаги, которые в картотеке лучше не оставлять. Картотечный шкаф у нас запирается, но его и ребенок может открыть.
Дядя Эм положил купюру в конверт и убрал в сейф.
— Работы у нас все равно нет, Эд. Для начала разберемся, как деньги попали сюда. В субботу я как раз сменил промокашку, значит, их положили уже позднее, но до того, как сегодня утром я открыл кабинет. Ты выходил за сигаретами часов в девять, а я постоянно находился здесь.
— Их положили в субботу вечером или вчера, в воскресенье, — подхватил я. — Скорее всего вчера, после моего визита к Стэнтонам.
— Не исключено. Стэнтон, что бы он там ни говорил, оценил твое отношение к смерти Салли. Когда ты ушел, он проник сюда и…
— Минутку. Вряд ли под рукой у Стэнтона была тысячная банкнота, учитывая его образ жизни, а банки в воскресенье закрыты.
— Давай по порядку, Эд. Сейчас главное, как деньги тут оказались — посмотрим, не ковырялся ли кто в замке.
Мы тщательно исследовали дверной замок, но царапин и других следов взлома не обнаружили. Он американский, и вскрыть его так аккуратно мог разве что слесарь или опытный взломщик.
— Конечно, он мог взять ключ у нашей уборщицы, но я сомневаюсь, — заметил дядя. — Скорее в окно с пожарной лестницы влез. Это просто, поскольку в такую жару мы оставляем его открытым.
— Наверное, уборщица тоже марсианка и соучастница того, кто звонил, — предположил я. — Она-то и подсунула деньги.
— Да, я поговорю с ней и менеджера спрошу, где он держит ключи, но окно мы все же проверим.
На окне кабинета тоже никаких следов не нашлось, но это ничего не значило: на подоконник наш посетитель мог и не наступать.
Я вылез на пожарную лестницу, собираясь осмотреться в переулке, куда выходило окно, и подняться обратно в лифте. Затем я спустился на площадку второго этажа. Нижний пролет лестницы надо было освободить от противовеса, а потом уж спустить. Осмотрев всю конструкцию, я пришел к выводу, что не спускали его давненько — похоже, со дня покраски. Я перелез через перила, повис на руках и спрыгнул в переулок примерно с четырехфутовой высоты.
Хороший спортсмен с разбегу мог, пожалуй, ухватиться за нижнюю перекладину и залезть наверх, но ни Вернеке, ни Стэнтон атлетами не являлись, особенно Стэнтон. На противоположной стороне переулка находилась разгрузочная платформа со штабелями коробок и ящиков. Рабочий в комбинезоне переносил их на склад. Я поднялся туда, дождался, когда он придет за новой партией, и спросил:
— Скажите, ночью тут тоже что-то лежало?
— А зачем тебе знать? — подозрительно осведомился он.
Я показал ему удостоверение частного сыщика.
— В здании напротив произошел взлом. Мы полагаем, что преступник залез по пожарной лестнице. Но как он на нее-то взобрался? Если на платформе были какие-то ящики, он мог подставить их.
— А, вон оно что. — Он сплюнул. — Вон те деревянные ящики в дальнем углу — порожняк. Один парень забирает их по понедельникам как утиль, платит за них какую-то мелочь. Ночью все они находились тут, новые я пока не подбавлял.