Я дал дяде знак снять трубку и послушать, а сам произнес:
— И что же мы… — В трубке раздался щелчок, и мой собеседник сказал:
— Не пытайтесь отследить мой звонок, иначе я прерву разговор.
— Мы и не пытаемся… у нас даже техники такой нет. Это просто другой мистер Хантер, Эмброз, слушает нас по параллельному аппарату. Вы не возражаете, надеюсь?
— Нисколько, меня вполне устраивает разговор с вами обоими. Я хотел попросить вас расследовать смерть мисс Салли Доуэр, в чем вы, как я понимаю, сами заинтересованы.
— Кто вам сказал, что мы заинтересованы?
— Не имеет значения. Вы ведь не уверены в том, что мисс Доуэр умерла естественной смертью, верно?
— Да, — признал я, — но если ее смерть естественной не являлась, я не знаю, что послужило ее причиной. А вы?
— Я тоже, потому и прошу вас заняться этим. За приличный гонорар, разумеется. Тысяча долларов и еще тысяча при наличии удовлетворяющего меня результата.
— Но в чем ваш интерес?
— Это важно?
— К сожалению, да. Мы не можем работать вслепую, не зная клиента и не понимая, почему его интересует то или иное дело. Нам необходимо знать, кто вы и куда мы должны будем представить отчет.
— Я уже назвался и объяснил, кто я. В адресе, как и в вашем отчете, необходимости нет. Если найдете убийцу, просто сообщите в полицию. Они арестуют его, и я узнаю об этом из общедоступных средств информации.
— Я все же не понимаю, зачем вам это?
— Затем, что мы, марсиане, не имеем никакого отношения к смерти мисс Доуэр. Мы никого не убиваем, и если у землян существует хоть малейшее подозрение на наш счет, то мы хотим развеять его. Отсюда предложение, которое мы вам делаем.
— Вы тоже сомневаетесь в ее естественной смерти?
— По тем же причинам, что и вы. Никакой помощи, помимо финансовой, я вам оказать не смогу. Итак, вы согласны?
— Только если сообщите, кто вы.
— Значит, согласны, потому что я это уже сказал. Гонорар найдете под промокательной бумагой на письменном столе в кабинете. Благодарю вас.
Щелчок, опять щелчок — марсианин и дядя повесили трубки. Я сделал то же самое, продолжая таращиться на телефон, и приподнял уголок бювара. Никаких денег там, конечно, не оказалось. Я посмотрел на дядю, он на меня.
— Что скажешь, парень? Еще один чокнутый?
— Не знаю… В газетах про Салли ничего не было. Мало кто знает, что я находился с ней в момент ее смерти и что у меня возникли сомнения. Семья, Фрэнк Бассет, пара докторов — вот и все. Я подумал бы, что это Фрэнк нас разыгрывает, но голос вроде не его.
— Не его, — подтвердил дядя. — Он мог попросить кого-то, но это не в его стиле. Бассет вообще не любит шутить, да и с какой целью он стал бы это делать? Скорее уж…
— Кто?
— Бен Старлок. Он направил к нам Салли Доуэр — понятно, что ему хочется продолжения.
— Похоже, ты прав, дядя Эм. Говорил со мной не Бен, но у него на то оперативники есть. Фрэнка он знает не хуже нас — тот мог все ему рассказать. Вот только стиль опять-таки не его. Чувство юмора у него имеется — может, оно и побудило Бена послать Салли к нам, — но в этом звонке я ничего смешного не нахожу. Чего он хотел этим добиться? Не рассчитывал же он, что мы примем его всерьез.
— Особенно когда обещанной тысячи не нашлось. Под бювар ты уже заглядывал — посмотри под промокашкой, как он сказал.
Терять мне было нечего. Я обнаружил тысячедолларовую бумажку с прекраснейшим портретом Гровера Кливленда.
— Будь я проклят!
Дядя взял у меня ассигнацию и пощупал ее:
— Если она не настоящая, то кто-то чертовски хорошо поработал, Эд.
Оба мы думали о том же, не произнося этого вслух. Настоящая это купюра или поддельная, подсунул нам ее не Бен Старлок. С тысячей долларов шутить нельзя, и наш абонент не шутил. Кем бы он себя ни назвал, он действительно хочет, чтобы мы расследовали смерть Салли. За тысячу долларов.
— Ты беседовал и со Стэнтоном, и с Вернеке, — сказал дядя, присев на угол стола. — Не мог это быть кто-либо из них?
— По телефону я с ними не говорил, — ответил я, — а в трубке голос звучит по-другому. Если это один из них, то он нарочно маскировался, говорил на октаву выше или через платок. Я выбрал бы Вернеке: когда мы общались, он уже сильно набрался — может, трезвый он звучит по-иному.
