— Ой, Гарри, расскажи сейчас! — Гермиона начала подпрыгивать на диване. — Он ведь расскажет то же самое, так зачем ждать?
Оба Гарри переглянулись и рассмеялись. Гермиона сделала сердитое лицо.
— Ладно! — сдался двойник. — Да и мне так легче будет уложить…
Он задумался, прикидывая, с чего бы начать. Гермиона подсказала:
— Ты говорил, что вы со Скриджмером долго спорили. И ни к чему не пришли, так? Что потом?
— Я сбежал, — просто ответил Гарри-с-портрета.
— Понятно… Но как тебя занесло в Швейцарию?
— В Швейцарию? — удивился Гарри.
— Да, я там его нашла — в Галерее Современного Магического искусства. Я там бывала иногда. Почему ты не вернулся в Хогвартс?
Двойник вздохнул.
— Я заблудился, — объяснил он. — Понимаешь ли, Гермиона — тебя ведь рисовал Дин, а он ведь настоящий художник, и наш друг, к тому же. Во-первых, ты — которая с портрета — получилась более настоящей, чем я, во-вторых — наверное, он немного передал тебе свое ощущение изображенного мира, и ты с самого начала умела хорошо смотреть…
Гарри хмурился, пытаясь понять, и Гермиона объяснила:
— Здесь это несколько как «нацелиться» в трансгрессии. Надо смотреть определенным образом — и увидишь картину, в которую хочешь попасть. Тогда можешь просто шагнуть туда.
— Понятно! А ты этого не знал? — спросил Гарри у Гарри.
— Нет. Я чувствовал что-то, и мне удалось уйти из портрета. Очень трудно сделать это в темноте…
— В темноте? Ты что, уходил ночью?
— Представления не имею. Когда мы со Скриджмером окончательно разругались, он приказал отнести меня в кладовку. Оттуда я и ушел — когда надоело торчать и пялиться непонятно на что. Здесь время не ощущается, но все равно может надоесть, если ничего не происходит!
Он вдруг замолчал. Потом улыбнулся:
— Кажется, все в порядке…
— Мы уже можем?.. — взволнованно спросил Гарри.
— Думаю, да.
Гарри колебался.
— Смелее, — подбодрил его двойник. — Это лучше, чем…
— Да, конечно! — быстро подтвердил Гарри.
Теперь уже Гермиона хмурилась в непонимании. А они встали, и Гарри подал руку своему двойнику.
Не было никаких особых ощущений. Он только оказался перед стулом, где стоял двойник. А тот исчез.
И, конечно, появились воспоминания. Или нет… Гарри прислушивался к себе. Нет, они не обрушились на него — видимо, «уложились», как выражался двойник. Они просто у него были, и он это знал.
— Ну как? — осторожно спросила Гермиона и, встав, сцепила пальцы на его плече.
— Странное ощущение, конечно, — он накрыл ладонью ее руки. Потом сел и усадил рядом с собой. — Но все получилось. Рассказать дальше?
— Конечно! И, кстати… о чем это было?
— Что?
— Когда он сказал: «Это лучше, чем…» Чем что?
Гарри чуть не поперхнулся. Гермиона смотрела на него с недоумением и как-то… очень уж требовательно.
— Я… ну как тебе объяснить! Понимаешь ли, я никогда не любил смотреться в зеркало. Ну не нравился я себе! «Лучше, чем»… Да лучше, чем глазеть на себя и думать — что вы с Джинни нашли во мне такого!
Гермиона смеялась долго, а когда Гарри начал сердиться, поцеловала его, и поцелуй был долгим-долгим.
— Ладно! — сказала она наконец, слегка задыхаясь, и вытерла выступившие от смеха слезы. — Обещаю — я тебе как-нибудь расскажу, что я в тебе нашла! Ладно… Расскажи о своих блужданиях.
— Хорошо, — с облегчением согласился Гарри. — Он… или я… Я буду говорить о себе, ладно? Я попал в какую-ту картину, где был бал…
— …Я даже не знаю, где она находится, эта картина, — рассказывал Гарри. — На портрете я в школьной мантии, растрепанный, и на балу я выделялся, как еж на выставке кошек. Все с таким возмущением на меня смотрели, что я сам не заметил, как очутился в следующей картине, где никого не было. Пейзаж с горами, и все. Видимо, она висела в чьем-то доме — за рамой была комната, там сидела маленькая девочка. Она так сердито на меня посмотрела и сказала: «Ты-то кто такой? Уйди, это моя картина!» Ну, я ей улыбнулся, пошел в сторону гор, очутился на морском берегу, и так далее. Картина за картиной… Я понемногу учился ориентироваться, но когда начало получаться, я был уже далеко от Англии… В одном доме я познакомился со старым волшебником, который понял, что я заблудился, и попытался мне объяснить, что делать. Но он был немец, по-английски говорил ужасно, я только уловил, как нужно смотреть. Стало несколько легче, но как брать направление, я толком не знал.
