Я валился с ног от усталости.
— Поеду домой.
— Что ты! Министр сказал, что хочет поговорить с тобой. Значит, нельзя уходить! Ты ведь стольким ему обязан.
Слова тестя звучали как приказ. Да это и был приказ. Мой тесть человек влиятельный, и во многом благодаря ему я работаю теперь в министерстве. Пришлось дожидаться министра.
Я пошарил на шкафу. Куда-то сюда я забросил эскиз, он должен быть где-то здесь. Из другой комнаты доносились голоса гостей. Звонил министр и, извинившись, сказал, что приехать не сможет. Я взял лист в полформата и нарисовал на него шарж, получилось неплохо. Наконец я нашел, что искал.
Сидя на полу, я вглядывался в рисунок. «Формализм», — сказал о нем когда-то Инкеи. В эскизе ощущалась энергия. «Потом вернешься и, если еще сохранится желание, закончишь…» Рисунок уже был мне чужим. Словно и не я его набросал. Я попытался представить себе скульптуру. Не получалось. Хотя эскиз к ней — вот он, передо мной. Все было точно так же, как годы назад, когда я не мог восстановить в памяти фотоснимок танцовщицы.
Сейчас ты встанешь, пошлешь все к черту и примешься за скульптуру. Мысль шевельнулась в мозгу бессильно; я ощутил, как между ней и действием разверзлась непреодолимая пропасть. Пропасть, по эту сторону которой, вместе со мной, Магда и тесть. И полная гостей соседняя комната, где Инкеи как раз поднимает бокал в мою честь, тоже по эту сторону.
Дом стоял на краю деревни, сверкая огромными окнами. «Все еще куб», — сказал сумасшедший граф.
— Что ты тут делаешь?
Магда неожиданно возникла за моей спиной. Она тоже взглянула на эскиз.
Не дождавшись ответа, она испытующе уставилась мне в глаза, и черты лица ее стали жесткими. Она подняла с пола эскиз, забросила обратно на шкаф. Затем протянула руку к куче бумаг и безошибочно извлекла оттуда карикатуру.
— Идем, — сказала она, — тебя уже ждут.
Я осторожно проскользнул в переднюю, но все же меня заметили.
— Вот ты где! — Путь мне преградил один из коллег по министерству. — Куда это ты одеваешься?
Его слегка покачивало: видно, хватил лишнего за мое здоровье.
Не ответив, я отстранил его и вышел. Между третьим и вторым этажом перил не было — обломились.
Я шел наугад. Помню какие-то деревья, мчащиеся трамваи, Дунай… Долго, быть может не один час, просидел я на ступеньках набережной, уставившись в воду. Просто смотрел, ни о чем не думая. Вода была серая, у самого берега в маленьких водоворотах кружились щепки, солома, клочки бумаги…
— Что будешь пить?
— Все равно, — сказала Марго.
С тех пор, как я видел ее в последний раз, она совершенно не изменилась.
— Что нос повесил? Видела твое фото в газете, тебе вручали какую-то бляху. Но главное — иметь бабки, правда?
— У тебя красивые ноги.
Она засмеялась — долго и язвительно, бросая между тем на меня косые взгляды.
— Ну, пойдем, — сказала она наконец.
Мы шли через парки, потом мимо длинной вереницы особняков. Она прижималась ко мне. С горы весь город казался морем огней.
— Будь мудр, как змея.
— Не философствуй, мальчик.
Марго жила на горе Геллерт, и из ее окна тоже был виден город.
Когда я оделся, она еще спала. Я долго вглядывался в ее лицо. Во сне она морщила лоб.
Внезапно она проснулась и тотчас села, улыбаясь мне.
— Ты во сне морщишь лоб, — сказал я.
— Приходи еще. — Она схватила меня за руку. — И не горюй. Мне иногда тоже кажется, что надо бы все начать сызнова. И, пожалуй, я бы смогла — с тобой или с кем-то другим. Побудь еще немного…
Я выдернул руку и ушел.
Автомобиль с жадностью пожирал километры. Я наслаждался скоростью. К полудню показались знакомые деревушки, а вскоре начались и исхоженные некогда вдоль и поперек перелески. Сразу за поворотом возникла родная деревня. Я надавил на тормоз.
На месте дома сумасшедшего графа стояло продолговатое здание с красной крышей. Конюшня.
Я развернулся. Колеса машины оставили в пыли четыре полукруглых следа. Некий автомобиль, доехав до этого места, остановился и повернул обратно — быть может, водитель что-нибудь потерял по дороге.
Пожалуй, мне все-таки следовало заехать к маме.
Мы столпились перед скульптурой Геллерта Бано. Хуго Мелцер нервно прохаживался туда-сюда, нагибался и осматривал ее снизу, ощупывал.
