(специально в этих условиях) залпового огня. Залповая стрельба мало-помалу стала главным
видом огня всей нашей пехоты. Ее особенно культивировали — в ущерб прочим видам
стрельбы — и предметом гордости, венцом работы ротного командира этого доброго старого
времени был выдержанный залп полутораста берданок, в котором бы ни один не сорвал.
Рота считалась тогда «отлично стреляющей». Параллельно с этим велось Драгомировым и
его последователями усиленное насаждение лже-суворовского принципа «пуля дура — штык
48
Электронное издание
www.rp-net.ru
молодец»— нарочитое умаление свойств огня и экзальтация штыка — главного и
непобедимого оружия «святой серой скотинки».
Результат — Тюренчен. Наш залповый огонь — декоративный, но, конечно,
недействительный — поразил своим архаизмом японских офицеров и полу-беспристрастного
свидетеля — сэра Яна Гамильтона. Сибиряки одиннадцатого полка пошли в атаку
«колоннами из середины»— и Куроки мог бы сказать о русских при Тюренчене то же, что
Сент-Арно сказал на Альме: «Они отстали на полстолетия».
За последовавшие затем десять лет Русская Армия наверстала все упущенное. Более
того — ни одна армия не отводила в своих уставах и наставлениях огню такое почетное
место, как наша. Ни в одной армии стрелковое дело, применение к местности,
самоокапывание не культивировались так тщательно, как у нас. И вот, кампания 1914 г.
показала, что дело вовсе не в одной отличной стрелковой подготовке и не в быстроте
самоокапывания (как бы эти вещи сами по себе и ни были полезными и как бы ни
изумлялись немцы и особенно австрийцы способности русской пехоты «моментально
врастать в землю»).
Оба элемента боевого маневра — огонь и удар — были в русских войсках безусловно
высшего качества, нежели в Австро-Германских, хуже стрелявших и не имевших той
моральной «штыковой традиции». Но сочетание этих элементов в неприятельской (в
частности германской) тактике было гораздо более удачным, и качество неприятельского
маневра поэтому гораздо выше. Техническое неравенство и разительное превосходство
неприятельской стратегии дополняли картину, усугубляли тактическое неравенство и
создали ту тяжелую и печальную обстановку, в которой пришлось работать Русской Армии в
Великую войну.
Воевавшие в августе 1914 года армии придерживались трех различных тактических
начал. 1) Преимущественно ударных — Французская и Австро-Венгерская армии, 2)
Преимущественно огневых — Русская, 3) Ударно-огневых — Германская.
Эта последняя армия добилась в 1914 году наиболее крупных, наиболее блестящих
тактических успехов как на Востоке, так и Западе (проиграв в то же время войну
стратегически). Гармония между огнем и ударом, между «Пулей» и «Штыком» была
осуществлена в ней наиболее полным образом.
Мнение, что Германская армия придерживалась в 1914 г. «чисто огневой тактики»
ошибочно. Вспомним хотя бы их XVII-й корпус под Гумбиненом — пехоту в густых цепях,
офицеров верхами, артиллерию, становившуюся на открытую позицию. Это Тюренчен.
Прочтем описание прорыва из сольдауского мешка остатков доблестного Ревельского полка,
49
Электронное издание
www.rp-net.ru
которому пришлось пробиваться сквозь густые массы немцев, обрушивавшихся в штыки с
пением протестантских хоралов... На Западе было то же самое.
Моменты чисто ударной тактики шли у немцев однако рука об руку с моментами
чисто огневой тактики. Сильным их местом именно и было умелое и быстрое чередование
этих моментов, наподобие «шотландского душа». Собирая огневые средства в кулак, они
создавали на обреченном неприятельском участке огневой ад, а затем обрушивались туда,
доводя опять свой удар до определенной степени напряжения.
В противоположность густой концентрации, «насыщенности» германской огневой
тактики — русская огневая тактика поражала своей слабой концентрацией, своим так сказать
