своевременно своей силы и производящих со стороны впечатление слабых.
В 1888 году произошел знаменитый «инцидент Шнебле», едва было не вызвавший
франко-германской войны. В последнюю минуту Бисмарк не решился: французская армия
только что была перевооружена магазинной винтовкой Лебеля, тогда как германская имела
еще однозарядки. Жившая в 80-х годах еще мечтою о реванше Франция была сильной — и
казалась сильной (цело Дрейфуса, надолго отравившее ее организм, произошло значительно
позже). На востоке же грозила могучая Россия Царя Миротворца... Авантюра была
отложена...
Другой пример — 1904 год. Маркиз Ито проявил большую решимость, чем Бисмарк в
свое время. Не рискнули бы японцы напасть на нас, если бы Порт-Артурская эскадра была
снабжена доками, если бы на Ялу вместо бригады Кашталинского стояло три-четыре
23
Электронное издание
www.rp-net.ru
корпуса, если бы Манчжурия была соединена с Россией не одноколейным, (притом
незаконченным), а 4-хколейным непрерывным рельсовым путем? И если бы японцы знали,
что русская государственность не усыплена гаагским дурманом, а общественность, вместо
посылок приветственных телеграмм Микадо, будет защищать интересы своей страны?
1914 год. Германия провоцирует войну, потому что не желает иметь дела с сильной
русской армией 1920 года — армией, явившейся бы результатом семилетней «Большой
военной программы» 1913 года. Одновременно война объявляется и Франции: робость и
недомыслие ее правителей (приказ Вивиани отступить на 10 км. от границы в доказательство
миролюбия) показались Германии доказательством слабости всей страны, всей армии.
Типичный пример нападения на сильного, потому что он со стороны кажется слабым.
Изучение всех войн, всех конфликтов, как прежних времен, так и современных,
убеждает нас в справедливости положения, проводившегося Ермоловым на Кавказе, сто лет
спустя сформулированного в Марокко Лиотэем: «Надо вовремя показать свою силу, чтоб
избежать впоследствии ее применения». Это положение должно лечь в основу всякой
здоровой политики.
Вообще же следует помнить, что «идеологи» обошлись человечеству дороже
завоевателей — и последователями утопий Руссо пролито больше крови, чем ордами
Тамерлана.
Глава V. Природа военного дела. Военное искусство и военная наука
Является ли военное дело достоянием науки или искусства? Чтобы ответить на этот
вопрос, надо все время иметь в виду двойственную природу военного дела.
Военное дело слагается из двух элементов. Элемента рационального — соизмеримого,
вещественного, поддающегося точному анализу и классификации. Элемента
иррационального, духовного, несоизмеримого — того, что Наполеон называл «la partie
sublimede l’art».
Рациональная, вещественная часть военного дела — достояние военной науки.
Иррациональная, духовная — достояние военного искусства. Смотреть телесными глазами
может каждый зрячий человек — смотреть и видеть духовными очами дано не всякому.
Искусство дается Богом — наука дается человеку его трудами. Изваять Зевса может лишь
Фидий — изготовить анатомический чертеж человеческого тела может любой студент-
медик.
Искусство — удел немногих избранных — как правило, выше науки — удела многих.
При этом следует оговориться, что в своих высших проявлениях наука имеет тоже отпечаток
24
Электронное издание
www.rp-net.ru
гения — свою «partiesublime». Менделеев или Пастер могут считаться украшением
человечества в той же степени, как Достоевский и Гете.
Подобно благородному металлу искусство не может применяться в чистом своем
виде. В него подобно лигатуре всегда должна входить известная доля науки.
Композитора осенило вдохновение. В его душе зазвучали незримые струны... Это —
момент чистого искусства, так сказать абсолютное искусство. Он хватает перо и нотную
