Людендорф, Фалькенгайн и Макензен оказались выше Великого Князя, Жилинского,
Рузского, Иванова. Это обстоятельство и определило характер войны, предрешило ее
исход — несмотря на то, что немецкий коллектив по своему качеству, своему «дурхшнитту»,
своему научному базису, отделке и разработке доктрины, одним словом, по постановке своей
рациональной части значительно превосходил коллектив французский. Личность, как всегда,
оказалась решающим фактором. Военное искусство — достояние личности — хоть и было у
французов (по причинам, от самих вождей во многом не зависящим) не очень высокого
качества — все-таки оказалось выше рациональной научности — достояния коллектива.
Наука сливается с искусством лишь в натурах гениальных. Вообще же— и это
особенно сказывается в случае «суррогата» (попытки наукой возместить недостаток
искусства) — она дает тяжеловесные результаты в сфере полководчества. Чисто научное
26
Электронное издание
www.rp-net.ru
полководчество — без или с очень слабым элементом искусства — можно сравнить с
вычислением малой окружности. Наука дает здесь число «пи», позволяющее производить
вычисления с наибольшей точностью, но не дающее средства постичь всю
«иррациональность» круга. Научная «методика» может приближаться к интуиции
искусства — сравняться с последней ей не дано — незримая, но ощутимая перегородка будет
все время сказываться, Сальери «алгеброй гармонию проверил», — а с Моцартом все-таки не
сравнился.
Проблема превосходства искусства над наукой — такого же порядка, как проблема
превосходства духовных начал над рационалистическими, личности над массой, духа над
материей.
***
Военное искусство, подобно всякому искусству, национально, так как отражает
духовное творчество народа. Мы различаем русскую, французскую, итальянскую,
фламандскую и другие школы живописи. Мы сразу же распознаем чарующие звуки русской
музыки от музыки иностранной. В военной области — то же самое. «Науку побеждать» мог
создать только русский гений — «О Войне» мог написать только немец.
Из всех искусств два — военное и литературное — являются чутким барометром
национального самосознания. На повышение и понижение этого самосознания они
реагируют в одинаковой степени, но по-разному. Военное искусство, как органически
связанное с национальным самосознанием, повышается и понижается вместе с ним.
Литературное, более независимое от национального сознания (вернее не столь органически с
ним связанное), реагирует иначе; оно отражает эти колебания в своем зеркале. Качество
остается приблизительно тем же — перерождается лишь «материя». Ломоносов, Пушкин,
Чехов — три имени, первый из них отражает зарю, второй — полдень, третий — сумерки
Петровской Империи.
Любопытно проследить этот «барометр». Военное дело — синтез «действия» нации,
литература — синтез ее «слова». Гению Румянцева соответствует гений Ломоносова.
Суворову — орлом воспаривший Державин. Поколению героев Двенадцатого года,
красивому поколению Багратиона и Дениса Давыдова — «певец в стане русских воинов»—
Жуковский. Младшие представители этого поколения — Пушкин и Лермонтов. Эпоха Царя-
освободителя дает нам корифеев русского самосознания — Достоевского, Аксакова и
Скобелева. Затем идет упадок — и в сумерках закатывающегося Девятнадцатого, в мутной
заре занимающегося Двадцатого века тускло обрисовываются фигуры Куропаткина и
Чехова...
27
Электронное издание
www.rp-net.ru
***
Искусство таким образом национально. Национальность является характернейшим
его признаком, его так сказать «букетом», квинтэссенцией — все равно, будет ли речь идти о
военном искусстве, литературе или живописи. Отвлеченного интернационального
«междупланетного» искусства не существует.
Несколько иначе обстоит дело с наукой. Если народы сильно разнятся друг от друга
