— Чудеса! — воскликнул я.
— Обычное дело, — бросил в ответ Холмс, хотя по его лицу я заметил, что мое восторженное удивление ему нравится. — Недавно я сказал, что преступники выродились. Похоже, я был не прав — глядите!
Он перебросил мне записку, принесенную посыльным. Пробежав ее, я воскликнул:
— Какой ужас!
— Кажется, случай не совсем ординарный, — заметил Холмс хладнокровно. — Не будете ли вы любезны прочесть это вслух?
И вот что я прочитал:
«Уважаемый мистер Шерлок Холмс,
этой ночью в доме номер 3 по Лористон-Гарденз, близ Брикстон-роуд, случилась скверная история. Примерно в два часа наш постовой заметил там свет и, поскольку дом необитаем, заподозрил недоброе. Дверь была открыта, в пустой парадной комнате лежало тело. Это был хорошо одетый джентльмен; на визитных карточках, найденных в кармане, значилось: „Енох Дж. Дреббер, Кливленд, Огайо, США“. Признаки грабежа отсутствовали, обстоятельства смерти оставались непонятны. В комнате имелись следы крови, но тело погибшего было не тронуто. Мы не понимаем, как он попал в пустой дом, да и все это дело для нас полнейшая загадка. Если вы сочтете возможным до полудня явиться по указанному адресу, то найдете меня там. Пока вы не дадите о себе знать, оставляю все in statu quo[5]. Если же это неосуществимо, я сообщу вам более полные данные и буду надеяться, что вы любезно соблаговолите поделиться со мной вашим мнением.
Преданный вам,
Тобайас Грегсон».
— Из всей скотленд-ярдской компании Грегсон самый сообразительный, — заметил мой друг. — Они с Лестрейдом — раки на этом безрыбье. Оба проворны, энергичны, однако же безнадежно узко мыслят. Кстати, между собой не ладят. Как пара записных красоток, ревнивы к чужому успеху. Будет потеха, если их обоих пустили по следу.
Меня поразил этот тон непринужденной беседы.
— Так вам нельзя терять ни минуты? Пойду поймаю кэб?
— Право, не знаю, ехать мне или нет. Таких лентяев, как я, еще поискать… то есть это под настроение, а в иных случаях я проявляю изрядную прыть.
— Но вы ведь мечтали о подобной возможности!
— Дружище, да что от нее толку. Ну распутаю я это дело, и тогда, будьте уверены, все заслуги присвоят себе Грегсон, Лестрейд и компания. Вот что значит не состоять на службе.
— Но он просит о помощи.
— Да, он сознает мое превосходство и не скрывает этого от меня, но только когда мы наедине. В ином случае он быстро прикусил бы язык. Впрочем, почему бы нам не пойти и не взглянуть? Проведу расследование собственными методами. Раз мне больше ничего не достанется, то хотя бы посмеюсь над полицией. Вперед!
Холмс кинулся за пальто. Его торопливость говорила о том, что период апатии прошел и он настроен действовать.
— Возьмите шляпу, — сказал он.
— Вы хотите, чтобы я поехал с вами?
— Да, если у вас нет других дел.
Через минуту мы мчались в хэнсоме к Брикстон-роуд.
Утро было туманное и облачное, над крышами висела серая пелена, словно уличная грязь отражалась в небе. Мой компаньон был в превосходном настроении и всю дорогу толковал о кремонских скрипках и различии между Страдивариусом и Амати. Сам я помалкивал, угнетенный пасмурной погодой и мыслями о невеселом занятии, которое нам предстояло.
— Вас как будто не так уж заботит расследование, — заметил я наконец, прерывая рассуждения Холмса.
— Не хватает данных, — объяснил он. — Кардинальная ошибка — строить теории на основании неполных данных. Это ведет к предвзятым суждениям.
— Данные у вас скоро будут. — Я указал пальцем в окно. — Вот и Брикстон-роуд и, если не ошибаюсь, тот самый дом.
— Верно. Стоп, приехали!
До места оставалось около сотни ярдов, но Холмс настоял, чтобы мы сошли и остаток пути проделали пешком.
Номер 3 по Лористон-Гарденз выглядел неуютно и даже зловеще. Это был один из четырех домов, расположенных немного в глубине; два были заселены, другие два — нет. Они печально глядели на прохожих тремя рядами пустых окон; объявления «Сдается» там и сям на пыльных стеклах походили на катаракту. Перед всеми четырьмя домами располагались маленькие садики, по которым островками была рассыпана чахлая растительность; узкие, желтоватого цвета дорожки состояли, очевидно, из глины с гравием. Всюду было очень сыро: ночью прошел дождь. Нужный нам садик был огражден трехфутовой кирпичной стеной с деревянным забором поверху. На стену опирался рослый констебль, окруженный несколькими зеваками; те тянули шеи и щурились, пытаясь разглядеть, что происходит в доме.
