— Конечно, — сказала Элеанора.
Она посмотрела на Парка, а он стиснул ее пальцы на прощание.
И сел в машину.
— Поехали, поехали, — сказала мама. — Что ты вечно копаешься? Вот, — она протянула ему брошюру. Правила дорожного движения штата Небраска. — Тестовое задание в конце, — сказала она, — пристегнись.
— Куда мы едем?
— Получать права, глупышка.
— А папа знает?
Мама завела мотор и тронулась с места.
— Знает. Но ты не обязан обсуждать с ним это. Понимаешь? Теперь это наше дело — мое и твое. Посмотри пока на тест. Ничего сложного. Я прошла с первой попытки.
Парк заглянул в конец книжки и просмотрел практические задания. Он знал все правила с пятнадцати лет — когда получил ученические права.
— Папа разозлится на меня? — спросил он.
— Чье это дело теперь, повтори-ка.
— Наше.
— Твое и мое.
Парк прошел тест с первого раза. И даже сумел выполнить на импале параллельную парковку, а это — все равно что делать параллельную парковку на Звездном Разрушителе.[118] Мама вытерла ему веки бумажной салфеткой, прежде чем делать фотографию на права. И позволила вести машину по дороге домой.
— Если мы не скажем папе, — спросил Парк, — получается, я никогда не смогу водить? — Ему хотелось отвезти куда-нибудь Элеанору. Все равно куда.
— Я работаю над этим, — сказала мама. — А пока у тебя есть права, если они понадобятся. На экстренный случай.
Не слишком утешительно. Парк прожил шестнадцать лет без экстренной необходимости сесть за руль.
Следующим утром в автобусе Элеанора спросила, что там за большой секрет был у него вчера — и Парк протянул ей новенькие права.
— Ишь ты! — воскликнула она. — Только глянь на это! Посмотри на себя.
Она никак не хотела отдавать права.
— У меня нет ни одной твоей фотографии.
— Я тебе подарю.
— Правда? Честно?
— Отдам одну из своих школьных фоток. У мамы их куча.
— И напиши что-нибудь на обороте.
— Например, что?
— Например: «Привет, Элеанора. Не пропадай. Оставайся всегда такой же лапочкой. С братской любовью, Парк».
— Но я не хочу «братской» любви. И ты не лапочка.
— Я лапочка, — возмущенно сказала она и протянула ему права.
— Нет… Ты — это множество хороших вещей, — сказал Парк, забирая их. — Но не лапочка.
— И здесь ты сообщишь мне, что я уродина, а я скажу, что, видимо, именно поэтому тебе и нравлюсь. Поскольку это мы уже проходили. А вдобавок я — Хан Соло.
— Я напишу: «Элеаноре. Я люблю тебя. Парк».
— Боже, нет. Мама же может увидеть.
Элеанора
Парк отдал ей свою школьную фотографию. Она была сделана в октябре, и сейчас Парк выглядел уже совсем иначе. Гораздо старше. В конечном итоге Элеанора велела ему не писать ничего на обороте — от греха подальше. После ужина (картофельные шарики в горшочке) они сидели в его комнате и рассматривали старые фотографии Парка, между тем улучая моменты, чтобы поцеловаться. Увидев детское фото Парка, Элеанора поняла, что ей хочется поцеловать его еще больше. Вульгарно — ну и что? До тех пор пока она не рвется целовать настоящих младенцев, не о чем волноваться.
А потом Парк попросил ее фотографию, и Элеанора с некоторым облегчением осознала, что у нее нет ни одной.
— Тогда сделаем, — сказал он.
— Э-э… Ладно.
— Круто! Принесу мамин фотоаппарат.
— Прямо сейчас?
— Почему нет?
Она не нашлась, что ответить.
Мама Парка пришла в восторг. Кажется, надвигалось событие «Новый имидж, часть вторая». Слава богу, Парк пресек идею на корню, слава богу:
— Мам, я хочу фото, которое будет похоже на Элеанору.
Мама предложила сделать их совместное фото, и тут Парк не возражал. Он с готовностью обнял Элеанору.
— А не можем мы подождать? — спросила она. — До каникул или какого-нибудь запоминающегося события?
— Я хочу запомнить сегодняшний вечер, — заявил Парк.
Временами он вел себя как полный дебил.
Видимо, Элеанора выглядела очень счастливой, когда пришла домой, потому что мама пошла следом за ней — словно могла определить счастье по запаху. Счастье пахло как дом Парка. Как «Skin So Soft»[119] и все четыре группы продуктов питания.
— Идешь в ванную? — спросила мама.
— Угу.
— Я присмотрю за дверью.
Элеанора включила горячую воду и залезла в пустую ванну. От задней двери тянуло таким холодом, что вода начинала остывать еще до того, как ванна успевала наполниться. Потому Элеанора обычно мылась с космической скоростью.
