— Не узнал.
— Ладно, ладно, пошли.
Буковина — Москва
У него есть двое приближенных, нечто вроде горилл; эти два ангела-хранителя похожи как близнецы, они даже одеваются одинаково, носят черные футболки с напечатанными кириллицей цитатами из "Апокалипсиса святого Иоанна". "И вышел другой конь цвета огня, / и сидящему на нем дано отобрать мир у земли, / чтобы люди друг друга убивали — / и дан ему большой меч". А у второго близнеца цитата такая: "И море исторгло умерших, что в нем пребывали, / и Смерть, и Бездна исторгли умерших, что в них пребывали, / и каждый осужден был по деяниям своим". На марше мы были два дня и две ночи, с очень короткими остановками, они же следили за мной попеременно, таков был приказ Выжрына. И Вышел Другой Конь Цвета Огня ни на что не пригоден, ни заговорить с ним, ни чего другого, мрачный служака; за то из Море Исторгло Умерших я вытянул пару интересных вещей. Оказывается, эта задержка с походом Выжрына в Надвислянскую Республику была намеренной, оказывается, что он чего-то ожидал, какого-то знака, известия от кого-то — погода здесь совершенно была не при чем. Что же касается Чернышевского, то мнения разделились: Дзидзюш Никифор клянется, что Владимир жив (Дзидзюш — это полковник городских террористов, знакомый Ксавраса еще по осаде Кракова, тот знаменитый коротышка, фотография которого в свое время обошла весь мир), но вот Густав (тоже полковник, тоже полевой комендант, тоже террорист) соглашается с Посмертцевым, а это уже что-то значит. Только по правде, никто уже этому и не верит, чего, собственно, и следовало ожидать. Море Исторгло Умерших говорит, что на самом деле это не бегство перед налетами, что Выжрын просто пользуется ситуацией, чтобы вновь вильнуть хвостом и обмануть противника. Сейчас идем на северо-восток. В основном, по лесу. Иногда вдали видны деревушки, дымы из труб, занятые чем-то люди. Недавно совершенно случайно нас заметил парнишка, что пас коров: он лежал в траве с наушниками от вокмена в ушах и не шевелился, вот разведчики его и пропустили. Я был уверен, что Выжрын прикажет его расстрелять, но нет. Ему даже фуражку подарили, пацан от радости был сам не свой. Море Исторгло Умерших объясняет мне очевидное: с этими людьми следует жить в дружбе, это выгодно; местное население, если пожелает, может сделаться чертовски ужасной помехой, а кроме того, здесь чуть ли не за каждым стоит какой-нибудь вооруженный отряд, в ЕВЗ практически нет такого народа, который бы не гордился хоть одной подпольной армией; из подобных, на первый взгляд ничего не значащих инцидентов рождаются серьезные проблемы; один труп, второй — много и не надо, и после русские только смотрят, как мы друг друга вырезаем. Море Исторгло Умерших пытается вести себя по-дружески. Мы болтаем на марше целыми часами; разговариваем по-польски, потому что здесь, так глубоко в ЕВЗ, русским не выгодно ставить языковые мины. Он спросил, где я выучил польский. Я ответил, что дома. Сказал, что это от дедушки и бабушки. Он же только усмехнулся. Это какая эмиграция? — спросил. У меня прямо мурашки пошли по спине. Что за фатализм! Он этого не знает, он этого не видит, он не в состоянии этого понять — только ведь какая глубина мрачного фатализма, какая гримаса истории скрыта в этой усмешке и в этом вопросе! От отвращения меня буквально передернуло; я американец, сказал я ему. Айен Смит. Гражданин Североамериканских Соединенных Штатов. Море Исторгло Умерших захихикал. Иван Псута, сказал он, гражданин Российской Федерации. Тогда я вспомнил силезца. Третье отречение святого Петра, подумал я. Моя ложь и мои истины в чужих устах оборачиваются против меня же. Девичья фамилии моей бабушки со стороны матери была Шнядецкая, ее муж — Варда-Мазовецкий. Но сам я уже не поляк и прекрасно о том знаю, потому что так чувствую. И вот размышляю, а что сказал бы на это Море Исторгло Умерших. Окрестил бы меня предателем? Назвал бы трусом? Откуда в них эта непоколебимая уверенность, будто их собственная кровь обладает первенством над всеми остальными? Хотя, на самом деле — тяготит словно проклятие. Что такого сказал тогда Квелли? "Ты единственный из наших людей, кто бегло говорит по-польски. Черт подери, Смит, ты только глянь в бумаги: оказывается, ты у нас долбаный поляк!" Ergo: Ксаврас. Причина была простая: все остальные люди из WCN с соответствующими квалификациями, которые знали польский и русский — все они уже грызли кровавую землю ЕВЗ. Взять Варду, который выдержал с Выжрыном дольше всех — было достаточно, чтобы в неподходящий момент пошел в кустики по делу, и там его достал какой-то снайпер, дырка в голове навылет. Подобного никто не ожидал, готового заместителя не было. А контракт сети с Выжрыном кончается после четырех месяцев отсутствия телевизионного обслуживания; контракт как контракт, ведь, в случае чего, в какой суд нам обращаться — но он дал свое слово, слово Ксавраса Выжрына, у нас все это записано, и, пока что, оно стоит четверть миллиарда. Юридический отдел WCN ужасно крутил носом, но правда такова, что если бы все договоры выполнялись таким вот образом, веря в честное слово, данное контрагентом, без необходимости составления толстенных словно Библия контрактов, то эти ребята в своих костюмчиках словно целлулоидная пленка тут же пошли бы с сумами, в их интересах лежит бесчестность их собственных клиентов. А четверть миллиарда, это совсем и не много, если говорить об исключительном праве на самого знаменитого террориста ХХ века. Благодаря нему, у нас десятки часов такого материала, что MGM со своим "Неуловимым" может отдыхать. После того самого разговора с Квелли я около недели только сидел и просматривал: дважды, трижды, четырежды. Ксаврас Выжрын, Ксаврас Выжрын, Ксаврас Выжрын. Ничего удивительного, что я его не узнал. В телевизоре боги, в телевизоре демоны. Архангел Гавриил, сходящий с небес, Френки Бу, реклама, реклама, топот Мамонта, господин президент обеспокоен, господин президент улыбается, там наводнение, там землетрясение, тут катастрофа, там родилось сразу шестеро, повсюду террористы, реклама, реклама, грудь Фанни Келли, космические пришельцы завоевывают Землю, помолимся за их души — так и рождается искусство агрессивной эпилепсии.
