— Прошу прощения, не понял.
Толстяк внимательно поглядел на него.
— Ага, — буркнул он себе под нос. — Ну ладно, отдохни. А потом поговорим, я тебя не знаю.
Он вытащил откуда-то платок и начал вытирать им свое лицо; похоже, что это была не его кровь. При этом он снова что-то бурчал под нос.
Не поднимаясь, он схватил за руку проходящего рядом двухметрового здоровяка с влодом на плече, цигаркой в зубах и усталостью в глазах.
— Дядьку видел? — спросил он.
Великан остановился, сбил пепел; на толстяка он не глядел разглядывался по сторонам.
— Нет.
— Кто сидел на радаре?
— Не знаю. Может Клоп. Или Негр.
— А что с Евреем? Наверное, очередное затмение.
— Шарики за ролики у него заходят, это факт.
— А ребята Ворона? Заснули? И вообще, где сам Ворон?
— Ах, Ворон.
— Ты мне тут, бляха-муха, не вздыхай, а только скажи, что с ним.
— Ну-у, голову ему, того... Рикошетом.
— Блядские кассетные... Ведь они же даже не шли со сверхзвуковой. Сколько их было? Две пары?
— Ебака говорит, что они пошли по-новой.
— Замеры у них должны были быть как из под микроскопа.
Великан почесал свой заросший подбородок.
— Прусак болтал по радио с Володыевским.
— Так когда это было? Только что. Я же сам слыхал, Володыевского объявили только четверть часа назад. За такое время они бы ни хуя не успели — ни из Крыма, ни из Гнезда, ни от Трепа.
Гигант пожал плечами, покачался на пятках, глянул в небо и выдул губы.
— Разве что их взяли с патруля... свернули с трассы...
— И что, с кассетными бомбами под крыльями? Пиздишь, Юрусь, пиздишь.
Юрусю все было по барабану, он был совершенно не в настроении и только печально вздохнул.
— Знаешь что, отвали... А я иду к Ебаке. Ты идешь?
И они пошли.
Смит только сидел и глядел. Появился сгорбленный худой тип в рваной камуфляжной куртке и с чем-то, похожим на грязную столу на шее; он ходил от одного к другому и что-то шептал над ними; до Айена донеслись клочки спешной латыни. Ксендз? — мелькнуло в голове Смита. Молитвы за умерших, за живых, за умирающих и убивающих...
Теперь он уже глядел более внимательней. Жнивье было чудовищным. Пыль уже опала, дым исчез, так что и видать было гораздо больше. Если этот фрагмент лагеря был представителен для целого, то убитых и смертельно раненных следовало считать десятками.
И когда он вот так глядел, на ствол, что был удобным наблюдательным пунктом, присел лысеющий усач в грязном черном свитере.
— Курнешь? — обратился он по-польски.
— Не курю.
— Ха, ты серьезно?
Смит ответил вялой улыбкой.
— Курить вредно, — спокойно объяснил он. — От этого умирают.
— Правда? Никогда не видал.
— Чего?
— Чтобы кто-нибудь сдох от курения.
Ксендз соборовал очередного умирающего.
— Не знаю, — покачал головой Смит. — Не знаю.
— Ты откуда, из Америки?
— Ага.
Тот коротко кивнул, как будто именно этого и ожидал. Он сидел сгорбившись, уперев локти в колени, широко расставив ноги; рукава свитера были подвернуты, кожа предплечий и ладоней была покрыта гадкой краснотой ожогов — выглядело это так, будто он носил розовые перчатки из толстого нейлона.
— Четыре JOPа, — пробормотал он. — Четыре дурацких JOPа.
— И что теперь?
— Как это, что? Будем удирать, как всегда.
Он поднялся и направился по своим делам. В тот же самый момент из кратера появился Анджей. На правой руке у него не хватало пары пальцев, ладонь была перевязана бинтами.
— Я тебя уже разыскался, — рявкнул он на Смита. — Что, не мог оставаться на месте? Михал считал, что ты уже и дуба отбросил, сам чуть коньки не отбросил. О чем вы разговаривали?
— Что? — Айен был потрясен этим словесным извержением со стороны обычно молчаливого Анджея. — Я его вообще не видел, куда-то ушел.
— Блин, не пизди. Ты же только что с ним разговаривал!
— С кем?
— С ним!
— А кто это был?
— Блин, да Ксаврас же!
— Этот усатый?
— Тебе что, головку напекло? Ты уж лучше проснись, через минуту выступаем.
— Куда?
— А я знаю? Никуда, лишь бы быстрее отсюда смыться, могу поспорить, что сюда направляется уже целая эскадра. А он, что, тебе не сказал?
— Так это был Ксаврас? Этот тип в свитере?
— А что, он голым должен ходить или как? Ты что, никогда его не видал? Ладно, поднимай свою задницу!
