Чечков. Да ты чего хочешь-то?
Рыдлов. Чтоб она опять вернулась.
Чечков. Зачем?
Рыдлов. Как — зачем?
Чечков. Тоскуешь по ней?
Рыдлов (с неподдельной грустью). Тоскую… В ней мало утонченности, это правда, но уж очень я привык… Должно быть, успел не на шутку влюбиться. Особенно как подумаю, что она чужая, а не моя… Или что ушла совсем… Согласитесь, дядюшка, великолепная женщина. Просто хоть погибай. Но должна же она раскаяться.
Чечков. Фью!
Рыдлов. Почему фью! Русская женщина всегда грешит, а потом кается. Это неизбежно, и вся литература это отметила. А кроме того, она сделала это со зла, из мести и ревности… Мотив совершенно достаточный для ограниченной натуры. Увидела, как я вчера объяснился с Эм…
Чечков (подняв брови). С кем?
Рыдлов (путаясь). С этой мм… м…
Чечков. Да ты не мычи! С Эммой Леопольдовной?
Рыдлов. Ах, вовсе нет!
Чечков. Ну, нет так нет. (Курит.) Так ты объяснялся, а жена должна раскаиваться?
Влетает Люба.
Люба. Ларя, поезжай к Кэтт.
Рыдлов. Эй! Коляску! А примет?
Люба. Ты не докладывайся. Кажется, примет. Я ее так напугала, что она даже затряслась. И Риц там теперь ее пугает, читает ей, кажется, свое четырнадцатое утро.
Чечков. Душеспасительная книга. С удовольствием читаю каждый раз, как в Париж еду.
Люба. Для чего это вам-то?
Чечков (усмехаясь). От грешных мыслей отвлекает. И развлечение в дороге. Спасибо его сиятельству за подарочек.
Рыдлов (ходивший по комнате). Стой! Надо ли ехать?
Люба. И как можно скорее.
Рыдлов. Ты, Люба, всегда трепыхаешься. Тут надо тонко обсудить и не пропустить момент. Ежели она до того перепугана, что даже трясется, значит, сама первая приедет.
Чечков (с нежностью). А ты, Ларион Денисович, не совсем того… Смекалка у тебя есть. Эх, кабы не полез ты в эту литературу, хороший бы из тебя купец вышел. Не продешевил бы в товаре.
Рыдлов. Ну, прошу вас… Купец! Здесь не в том дело, а в знании человеческой души. Теперь я — господин положения, и уж я ее приведу к одному знаменателю.
Люба. Ах, как ты глуп, Ларька. Вовсе она не так напугана, чтобы первой. Пожалуйста, ты много о себе не воображай.
Рыдлов. Вот две чашки весов: одна — я, другая — Остужев. Что на моей стороне? Во-первых, я муж. Во-вторых, капиталист. В-третьих, она передо мной виновата. В- четвертых, я литератор не хуже его, и, кроме того, в своей газете я его всегда могу обесславить и с грязью смешать. Начну каждый день его ругать, и ей буду посылать номера. Не может она этого не понимать. Что же, спрашивается, на его чашке? Пух! И, значит, придет и еще наплачется. Так. (Садится.)
Люба. Так-то так, только он умнее тебя.
Рыдлов. Ты чего не понимаешь, молчи уж лучше. Тоже об уме разговаривает.
Люба. Да уж увез ее у тебя из-под толстого носа.
Рыдлов. Позволь тебя спросить, если бы твой граф на твоих глазах изъяснился бы в любви другой, как бы ты поступила?
Люба. Он? Он не может.
Рыдлов. Душа коротка, запросов духовных нет. Ну, а если бы?
Люба. Правду сказать — от души бы обрадовалась.
Рыдлов (щелкнув языком). Вот то-то. Потому, что ты в него не влюблена. А она влюблена в меня, ну со злости и кинулась на шею первому встречному.
Люба. Да ты разве…
Рыдлов (самодовольно). Да-с, разве. Извините, chere comtesse, таких, как я, сами не бросают. Я всегда первый сумею рога наклеить. А теперь уж мы ее подождем. Да-с! Поговорим. Да-с!
Входит Лебедынцев.
Лебедынцев (очень расстроенный). Ужасное известие…
Рыдлов (самодовольно). Пустяки, Егор Егорович. (Отводя его в сторону.) Сейчас приедет прощенья просить. Оказывается, одно недоразумение. К отцу поехала от ревности… меня приревновала…
Лебедынцев. Ах, не в том дело. Не разрешили.
Рыдлов. Кого?
Лебедынцев. Не кого, а газету.
Рыдлов (всплеснув руками). Быть не может.
Лебедынцев. Вот телеграмма! Сергей Павлович из банка с нарочным прислал.
Рыдлов (читает). «Ходатайство отклонено. Подробности письмом». А я семь тысяч авансами роздал.
Лебедынцев. Бросайте все, поезжайте, умоляйте, хлопочите…
Чечков. Пристукнули? Ах, ах, ах!.. Вот не вовремя-то!.. Вот уж с твоей чашки одна гирька-то и свалилась.
Лебедынцев (с глубоким отчаянием). Что ж мне теперь… Я от корреспонденции в Петербурге отказался, на мое место взяли другого. Ведь у меня восемь человек на шее. Я за четыре фельетона в месяц 200 рублей получал… Что ж теперь?..
