– Снова эта леди Александра! – вновь не сдержался он от перехода на крик. – Может здесь кто-нибудь хоть воздух испортить без ее дозволения?!
– Насчет воздуха судить не берусь, – повернулся из-за стола сидевший до того момента к ним спиной Терциус. – Эдуард никак не думал, что говорит настолько громко. – А на то, чтобы прописать кого-то в своем «седле» мне, например, ничьего разрешения не нужно. Десять тысяч – и ты наследник-оруженосец.
– Чего – десять тысяч? – не понял Эдуард.
– Золотых, чего же еще. Владычьих юаней, местных рублей – мне все равно. Кстати, знаете, что здесь рубли – золотые, а юани – серебряные?
– Что, правда? – удивился Виктор.
– Леди Александра говорила, – сказала Елена.
– Десять тысяч… – тихо повторил Эдуард. В своей жизни ему не довелось одновременно держать в руках и сотой доли названной суммы.
– Входной билет в круг всадников дорог, – развел руками Терциус.
Эдуард промолчал, и, не дождавшись никакого ответа, рыжий отвернулся к столу.
– Я спрошу у леди Александры, – повторил Виктор, кладя руку на плечо Эдуарда. – Если это для тебя действительно так важно, она не станет возражать.
– Именно поэтому – станет, – буркнул он.
В этот момент, на ходу препираясь о чем-то с целой толпой слуг, в зал вернулась Ливия – и тут же вновь проявила себя во всей красе. Ни с того ни с сего наорав на лакея и выгнав его прочь, жрица рванула из кобуры разрядник и почти в упор расстреляла стоящий на столе бочонок, залив вином скатерть и всех сидящих рядом.
– Не-а-де-кват-на-я, – прошептал Эдуард, почти не удивившись, – найденная им формула все отлично объясняла.
Пожалуй, громковато прошептал, но в этот же момент что-то сказал Гийом, и никто, кроме Вика и Елены, слов юноши не расслышал.
* * *
Очередное унижение – когда решением Ливии он был без рассуждений исключен из числа бойцов и определен в носильщики – Эдуард воспринял стоически: что с нее взять, неадекватная! Без сомнения, само решение срочно куда-то прорываться, расчищая путь разрядниками, объяснялось тем же самым. Эдуард живо представил себе все бочки с вином и пивом и блюда с яствами, которые им предстоит расстрелять по дороге, и молча взвалил на спину оставленные слугами тюки. Их ему досталось три, еще четыре взял Терциус, которому, судя по всему, также пришлась не по нраву уготованная ему Ливией роль вооруженного клоуна-архимима.
Справедливости ради, на ногах Эдуард действительно держался не очень твердо – тут сказался и долгий перелет, да и вино, каким бы слабым оно не было, наверное, внесло свою лепту. Выходя из зала, он споткнулся и выронил тюки, и, пока собирал их, все остальные успели уйти далеко вперед. Как смог ускорив ход, Эдуард припустил вслед, но, не пройдя и пятидесяти шагов, оказался перед развилкой. Он остановился, прислушиваясь, – топот ног, без всякого сомнения, раздавался из коридора справа. Двинувшись туда, Эдуард преодолел еще шагов сто – и уткнулся в тупик.
Убедившись, что далее идти некуда, Эдуард решил вернуться назад к развилке, но едва повернулся, обнаружил словно из-под земли выросших трех стражников, перегородивших коридор своими зловещими алебардами. Бросив тюки на пол, юноша потянулся за разрядником, но, к его ужасу, кобура оказалась пуста – не иначе, оружие вывалилось во время того его падения на пороге обеденного зала.
Тем временем стражники расступились, и из-за их спин показался четвертый – с серебряным кубком в руке. Приблизившись к Эдуарду, он протянул тому чару. Внутри плескалось вино.
– Пей! – потребовал стражник.
Нет, определенно, все варвары – ненормальные! Не-а-де-кват-ны-е. Все без исключения!
Взяв кубок обеими руками, Эдуард поднес его ко рту и не опускал, пока не опорожнил до дна. Потом…
А никакого «потом», собственно, уже и не было.
